Она пахла солнцем.

Он прикрыл глаза и затаился. Притих. Замер, чтобы не вспугнуть ощущения, впитывая тепло, наслаждаясь шелестом тканей и звуком невесомых шагов маленьких ножек.

Она приходила редко, и только тогда, когда на полу появлялась сетка теней – свет через купол проходил через птичьи клетки, и ложился длинными росчерками на цветные плитки пола, достигая узора по центру в виде круга.

Рисунок мозаичных плит он выучил уже наизусть – поднимать глаза вверх необходимости не было, как только свет дотягивался до красных квадратов на полу – она приходила.

Всегда.

И сегодня – она пришла.

Он не знал, кто он, не знал, где он, и постоянно пребывал в состоянии полусна-полуяви, пробуждаясь только тогда, когда появлялось его внутреннее солнце.

Она излучала тепло, огонь, и пахла домом. И что-то внутри откликалось на этот жар, что-то, что было ещё живым внутри.

Они звали его Зи.

Зи-Зи-Зи. Или иногда Ремзи. Или иногда юный мастер Зиккерт, но когда говорили именно так – голос был неприятен. Они врали, и он не понимал, зачем. Он затвердил эти три сочетания звуков, постоянно повторяя их про себя – Зи, Ремзи, Зиккерт.

Он не знал, почему в этом месте так мало тепла. Яркий свет, льющийся с потолка, был ледяным. Он потратил много времени, переползая с одного белого квадрата на другой, по полу, но они были холодными и не грели.

Он помнил, что белое наоборот – должно быть обжигающе горячим. Белый диск в небе, белые горячие песчинки, куда так приятно зарываться пальцами, белые подвески в волосах, которые звенят на ветру прямо над ухом, когда ты утыкаешься в шею, защищаясь от ветра.

Здесь белое было ледяным. Холодным. Безжалостным. И он замерзал внутри, каждый день, каждую ночь, пока яркий свет не падал на птичьи клетки, расчерчивая полосами квадратов плитки пола, подбираясь к большому рисунку мозаики посередине.

И он ждал.

Послушно складывал колечки, соединял кубики, молчал, глядя вниз, открывал рот, когда кормили, поднимал и опускал руки, когда заставляли это делать. Послушно ложился, садился, вставал, дышал, закрывал глаза, когда гасили шарик света, и вокруг наступала тьма, открывал глаза, когда краешек окна становился золотым.

Мерз, и ждал. Когда придет его личное солнце, и он сможет немного согреться.

* * *

В Зимнем саду было солнечно и тепло. Пылинки плясали в воздухе, сыто чирикали накормленные с утра птички в клетках под куполом. Яркий солнечный свет падал через витражные стекла, и ложился на пол полосами решеток птичих клеток.

Ремзи и Винни, как обычно, сидели в центре, на большой толстой циновке, укрытой покрывалом. Рядом валялись кубики, детские игрушки, доски для рисования и мелки, юная помощница целителя душ, которую дядя выписал из Столицы, что-то терпеливо и медленно объясняла Винни.

Зи как обычно смотрел в пол, я вообще не видела, чтобы он хоть раз поднял глаза. Мне хотелось поймать его взгляд и не хотелось одновременно. Пока я не видела пустоты – это можно было исправить.

Винни курлыкала. Длинная нитка с нанизанными нефритовыми бусинами взлетала вверх, делала круг и возвращалась на колени девчонки. Юная целительница поощрительно улыбалась. Ремзи лениво двигал пальцами кубики, и замер, как будто прислушиваясь, когда мы вошли.

Необязательный утренний разговор ни о чем – пациенты в порядке, со вчерашнего дня ничего не изменилось, да, динамики нет, но есть шансы. Да, проекции в норме. Да, показатели под контролем. Да, учимся, да пьем эликсиры четко по расписанию. Не беспокойтесь, леди Блау.

– Зачем мы ходим сюда? – Фей расправила юбки, и села в плетеное кресло, рядом с маленьким столиком, на котором стояли плошки со свежей сдобой, чистые пиалы и дымился чайничек. – Я не против завтраков в саду, но декада, две, три… я хочу знать, когда тебе это надоест, – она изящным жестом подвернула рукав ханьфу, изогнув запястье, подняла чайник и начала цедить в пиалы так, как будто у нас чайная церемония.

Каждый раз, когда чай наливала я – он горчил, когда это делала Фей-Фей – приобретал какой-то особый сладковато-терпкий привкус.

– Думала, ты переживаешь за бедного Зи, – привычно вернула я шпильку.

– Переживаю, – Фей серьезно кивнула и сосредоточенно посмотрела в центр зала, где на циновке копошилась Винни, пытаясь в очередной раз что-то отобрать у Зи. Все, что есть – принадлежит Винни. Она потеряла рассудок, но не хватку. – Но … изменений нет. Если будут, нам скажут сразу. – Она тяжело вздохнула. – Ты… наказываешь себя? Но я не понимаю, в чем ты виновата и…

– Хватит. – Чай был хорош. Я сделала несколько глотков и разломила пополам ароматную ещё теплую рисовую лепешку, чтобы макнуть краешек в тягучий золотистый мед.

– Ты не виновата…

– Фей.

Завтракали мы молча. Сверху щебетали птички, курлыкала Винни, ворковала юная целительница, увещевая Зи отдать колечки, солнечные лучи наполняли пространство светом.

Умиротворение.

Именно это я чувствовала в Зимнем саду рядом с Винни и Зи. Покой. Возможность сделать передышку и расслабиться. Так просто. Если я улыбнусь – Винни улыбнется в ответ, нахмурюсь – заплачет. Чистые эмоции, четкие.

Эмпатия после событий в пещере начала просыпаться всплесками внутреннего жара. Болела голова, эмоции окружающих были хаотичны и ментальные артефакты блокировали мысли, но не чувства. После двух декад дома я начала уставать.

Аллари не винили меня в том, что случилось с отрядом из-за шлемника, но замолкали каждый раз, когда я проходила мимо. И как-то незаметно я перестала бывать на кухне у Маги.

Мастер Сейр вел занятия жестче, чем Ликас. Требовательнее. И общую утреннюю разминку на площадке, и индивидуальные медитации, где раз за разом швырял меня в круг аллари. И это было проще, потому что у меня не получалось ничего. Прогресс застопорился, или случай с Аю просто сломал что-то внутри, что-то важное, или у меня не получалось без Ликаса. Не знаю, но две последние декады прошли в одном и том же режиме. Сейр требует – я не справляюсь. Раз за разом. Раз за разом.

И только здесь, утром, после тренировки – короткие тридцать мгновений, я пребывала в абсолютной безмятежности, если Фей-Фей не начинала задавать вопросы.

– Я чувствую покой, – салфетка была сложена на коленях – уголок у уголку, на аларийский манер – так девчонки складывают чистое стопками на кухне у Маги. – Здесь нет чувства вины.

Фей недоверчиво взмахнула ресницами, снова не поверив. Очередное утро – очередной разговор.

Как я могу сказать ей, когда утренние посиделки стали необходимыми? Не знаю, в какой момент, но Зимний сад стал якорем, который удерживал меня до вечера, и потом до следующего утра, пока я не приду снова, чтобы обрести покой.