Всю свою жизнь я попадаю в переделки — не успев выбраться изодной, тотчас же оказываюсь в другой.

Чувствуется, спокойной жизни мне не видать. Будучимошенником, известным в трех государствах, объявленным в розыск полудюжинойштатов, но обладающим формальной неприкосновенностью на территории Калифорнии,я не могу рассчитывать на защиту закона. Его острие всегда направлено противменя. Я не подлежу выдаче за пределы Калифорнии, так как официально не являюсьпреследуемым по закону в юридическом смысле слова, но каждый жулик в этом штатесчитает себя вправе докучать мне, а полиция только и ждет удобного случая,чтобы повесить на меня какое-нибудь дельце.

Зная, что защиты мне искать не у кого, я вынужден сам себебыть законом и даже рад этому. Одному только Богу известно, до чего мнепротивно быть одним из рабов, гробящих свою жизнь на то, чтобы заработатьденьги, налоги с которых идут на прокорм политиканов.

Городские налоги — для городских политиканов, окружные — дляокружных, налоги штатов — для тех, кто стоит повыше, и, если этим бедолагам всеже удается урвать что-то для себя, государство облагает их подоходным налогом,чтобы прокормить целую свору политиканов государственного масштаба. Вдовершение ко всему по ним больно бьет еще целая уйма налогов — налоги спродажи, налоги на собственность, автомобильные и дорожные налоги, налоги напредметы роскоши и бензин, подушные и таможенные налоги, налоги на образованиеи проституцию, на парфюмерию, на лекарства, на кинопрокат, я даже слышал, чтотеперь собираются ввести налог на пиво, дабы способствовать ограничению продажиалкогольных напитков.

Так что мне есть отчего беспокоиться. Закон меня незащищает, я не являюсь частью огромной пирамиды, имя которой государство, ивынужден сам себе быть и законом, и сборщиком налогов. Всякий жулик норовитнадуть меня или спихнуть на меня свои деяния, а полиция только ухмыляется,наблюдая за этим, — дескать, пусть пожирают друг друга, так им и надо.

Во время последней передряги я взял себе собаку.

Судя по всему, среди ее предков были и ищейка, и гончая, икакая-то еще неизвестная порода. Мой Бобо — крупная псина и, кажется, рос также, как и я, — воспитывал себя сам, внимательно наблюдая за всем вокруг ирассчитывая лишь на собственные мозги. Недавно мне удалось надуть на двадцатьтысяч долларов одну преступную парочку из Сан-Диего, и я понимал, что совсемскоро они нападут на мой след и постараются заполучить обратно свои деньги.

Принимая это в расчет, я старался не афишировать свое местонахождениеи не давал свой адрес в газетную колонку. Мне не нужны были посетители.

Как-то раз, посвежевший и окрепший, я возвращался с прогулкипо Голден-Гэйт-парк. С океана полз туман, а свежий, бодрящий воздух давал телуживительный импульс, знакомый каждому жителю Сан-Франциско.

Бобо удрал вверх по ступенькам, пока я медленно шагал сзади.

Подойдя к двери, я сразу почувствовал неладное — что-топривлекло внимание пса. Он стоял перед дверью, широко расставив лапы и задравхвост, шерсть на спине встала дыбом, и он водил носом вдоль щели под дверью.

Это означало, что в квартире кто-то есть. Я замер переддверью, думая, как поступить дальше. У калифорнийской полиции ничего на менянет. Не то чтобы я вовсе ничего не совершил, просто дела, в которых я былзамешан, всегда касались каких-нибудь жуликов, пытавшихся надуть меня и в итогеоставшихся с носом. Вряд ли они стали бы выдавать меня полиции. Другое дело —выследить меня и попытаться отомстить, но обращаться к полиции они не стали бы— у самих рыльце в пуху.

Шагнув вперед, я вставил ключ в замок, приоткрыл дверь ипосмотрел на Бобо.

— Ну, малыш, заходи, — сказал я и закрыл дверь заогромным рыжевато-коричневым псом, нетерпеливо проскочившим в квартиру.

Улыбаясь, я ждал за дверью. Если в квартире кто-то есть, тоскучать ему не придется.

Бобо был не простой собакой, а собакой мошенника, и оченьгордился этим. Я потратил немало времени и сил, чтобы натаскать его должнымобразом, так что теперь пес хорошо знал свое дело.

А еще я научил его замечать слежку. Целый месяц я провел вДель-Монте, где при помощи местных мальчишек учил его обнаруживать «хвост». Япоказывал Бобо, что пытаюсь отделаться от слежки, и он понимал все с полуслова.Потом я научил его подходить ко мне так, чтобы его никто не видел. Это былневероятно смышленый пес, он смотрел мне в лицо и буквально читал мои мысли,достаточно было мигнуть ему. В своем роде он тоже был изгоем общества,потому-то и увидел во мне родственную душу и всегда инстинктивно знал, что емуделать.

Из квартиры слышалось царапанье и поскребывание, но никакихзвуков возни. Я открыл дверь и вошел. На ковре лежал конверт, пес скреб по немулапой, обнюхивал и снова принимался скрести. Совершенно очевидно, что кто-топодобрал ключ к замку, проник в квартиру и оставил конверт на самом видномместе — на полу.

Ну что ж, в жизни всякое бывает.

— Принеси его мне, Бобо, — скомандовал я.

Пес взял конверт зубами за краешек и поднес ко мне.

Текст был напечатан на машинке и оказался совсемкоротеньким. «Срочно зайдите к Дону Дж. Герману» — гласило это никем неподписанное послание.

Я вздохнул. Господи, сколько раз мне уже приходилосьсталкиваться с подобными вещами! То какому-нибудь политику требовалсяпрофессиональный мошенник, чтобы проделать за него грязную работенку, томестный воротила преступного мира обращался ко мне за помощью. Все ониприбегали к подобным театральным трюкам, не желая иметь со мною делавпоследствии. Но на этот раз я немного встревожился, так как не предполагал,что кому-то известно, где я живу.

Я слышал о Доне Дж. Германе, крупном воротиле из мираполитики. Ходили слухи, что в свое время он шантажировал с десяток известных ивлиятельных фигур Сан-Франциско, благодаря чему приобрел громадную политическуювласть. Дону Дж. Герману я не был обязан ровным счетом ничем, как не намеревалсяодалживаться и потом, но я все-таки решил найти того, кто принес это послание.

Подозвав собаку, я дал ей хорошенько обнюхать конверт илежавший в нем листок бумаги.

— Давай нюхай, старина, — сказал я псу.

Навострив уши, он вопросительно посмотрел на меня и помахалхвостом.

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, не след. Просто нюхай…

Уж не знаю, понял он меня или нет, но я решил, что попыткане пытка. Надев шляпу, я позвал пса, и мы вышли. Внизу я повернулся к Бобо:

— Лежать. Подожди-ка здесь минутку.

Он лег и стал ждать, а я вышел на тротуар.

Спускались сумерки, все вокруг заволокло густым туманом, вкотором лишь изредка проносилась машина с зажженными фарами или прошмыгивалкакой-нибудь одинокий пешеход. На тротуаре, подняв воротник пальто иприслонившись к почтовому ящику, стоял низенький, тощий человечек, которогоможно было запросто принять за посыльного.