Анна Пейчева

Кот и эспрессо

Глава 1

11 декабря

Пуся мчался по набережной, как толстенькое пушечное ядро на лапках. Лиза едва за ним поспевала, задыхаясь и надрывно кашляя. Одышка в тридцать лет? Спасибо, ковбой Мальборо.

Забавно, что самые брутальные сигареты в мире изначально предназначались для женщин. Эти бестолковые суфражистки боролись за равноправие во всём, в том числе и во вредных привычках. Стоило ли так стараться ради того, чтобы спустя сто лет Лиза все выходные напролёт проводила за лепкой пельменей для своего жениха. Даже если за это ей и полагается утешительная сигарета.

Пушистый безобразник развил приличную спринтерскую скорость, достойную Усэйна Болта. Однако в отличие от знаменитого бегуна, известного своей любовью к отутюженным рубашкам, Пуся весь перемазался в классической петербургской слякоти, из-за чего совершенно слился с землей. Единственным маячком, ведущим Лизу в густых сумерках, оставался белоснежный кончик Пусиного хвоста. Путеводное пятнышко болталось из стороны в сторону, словно буек во время шторма, однако пока оставалось в зоне видимости.

Лиза на ходу смахнула с ресниц липкий снег. С черного неба летели не какие-нибудь там миленькие рождественские снежинки, а мерзкие ледяные блямбы, похожие на хлопья для завтрака, размякшие в молоке.

– Пуся! Стой! – Голос совсем охрип от бесполезных взываний к Пуськиной совести, которая у него отсутствовала напрочь. С тем же успехом Лиза могла просить пару капель дождя у египетских богов, отвечающих за обслуживание Аравийской пустыни. – Да остановись уже, кому говорят… чтоб тебя папавериновые пупырки побрали… А кто хороший котик? А кто хочет на ручки? – сделала она еще одну жалкую попытку.

Пятнышко задергалось вверх-вниз, из чего Лиза сделала вывод, что Пуся перешел на хороший галоп, – и резво устремилось в сторону Львиного мостика. Кот ясно давал понять: что уж кто-то, а он-то ни на какие ручки не хочет. Он выше этого. Он выше всяких подлых предательниц и их подлых предательств.

– Ну прости, слышишь? – Лизе было все равно, как выглядят со стороны её крики в пространство. Впрочем, набережные сейчас были пустынными: одиннадцатое декабря – не лучшее время для пеших прогулок по Петербургу. – Ну виновата, что теперь делать-то? Пойдем домой, дам тебе охотничью колбаску, а, Пусятина? Ладно, ладусики! Гулять так гулять. Дам тебе Игоревых пельмешек, так и быть, уговорил!

Белоснежный маячок, еле различимый сквозь толстую пелену на кончиках ресниц, дернулся посередине моста и пропал.

– Пуся! – в полном отчаянии крикнула Лиза, делая грандиозный рывок вперед, в темноту.

Нога в дешевом, промокшем насквозь ботинке неудержимо поехала вперед, правая рука инстинктивно схватилась за что-то холодное и прочное. Свободной ладонью Лиза стерла сугроб с лица и подняла голову.

Сверху на нее озадаченно глядел огромный белый лев, похожий на английского судью в парике. Грива его вилась крутыми буклями. Лиза держалась за чугунную лапу, отполированную тысячами рук: туристы постоянно бродили по Львиному мостику и приставали со всякими дурацкими желаниями к четырем чугунным хищникам, восседавшим на постаментах в начале и в конце переправы. Почему-то надоеды считали, что двухметровые кошки обязаны исполнять их бессмысленные просьбы. Львы, в свою очередь, справедливо полагали, что на них и так взвалили слишком многое: вот уже почти двести лет подряд они удерживали в зубах подвесные цепи тяжеленького моста.

Лиза, как и большинство врачей, была совсем не суеверна. Однако сейчас, цепляясь пальцами за ледяные лапы, забормотала:

– Слушайте, ребята, верните мне Пусю, а? Да знаю, знаю я, что виновата. Но теперь всё будет по-другому, правда, клянусь севофлураном.

Разумеется, ничего не изменилось. Пуся не возник из ниоткуда. Сверху по-прежнему сыпала мокрая дрянь, внизу угрожающе темнел канал, тусклые фонари выхватывали кое-где из тумана ободранные стены старых домов. Львы на противоположном конце моста равнодушно смотрели куда-то вверх и вдаль. Под ногами – снежная каша и никаких признаков котика толстенького животика, который наивно полагал, что со своей мимимишностью он и без Лизы прекрасно проживет в этом мире.

Нужно было признать: питомца она потеряла. Следовало идти домой и варить Игорю пельмени. А потом мыть кастрюлю, заполненную мутным свиным бульоном с ошметками вялого теста на дне и вязкими кругами жира на поверхности. Мда, иногда вегетарианство очень мешает семейной жизни. Пора уже взять себя в руки, подумала Лиза. Свадьба не за горами, а ты, дорогуша, всё ещё не начала есть мясо. Игорю будет стыдно за тебя перед гостями.

– Мяв, – совершенно отчетливо прозвучало из-за спины дальнего льва на другом берегу. – Мяу-мяв.

Этот вредный, требовательный, наглый и восхитительный мяв мог принадлежать только одному коту на свете.

– Пуся?.. Пуся, негодник ты эдакий! – воскликнула Лиза во весь голос, отцепилась от чугунной лапы и бросилась по мосту, черпая ботинками отвратительную жижу.

Разумеется, именно в тот момент, когда ей показалось, что она вновь заприметила хвостик-маячок, небо взбесилось окончательно. Это же Петербург, Лизонька, мировая столица плохой погоды, говорил в таких случаях дедушка, пожимая плечами, укутанными в неизменную вязаную кофту. Противная изморось превратилась в стену ледяного дождя. Струи хлестали по лицу так сильно, что казалось, будто это розги. Насквозь мокрый шарф липнул к шее, как удавка.

Лиза ухватилась за основание старинного фонаря, установленного ровно посередине моста. Идти дальше было невозможно. Вокруг творилось что-то несусветное: словно в царство Снежной королевы пришло стремительное глобальное потепление и всё имущество повелительницы льда внезапно превратилось в один большой поток воды, обрушившийся ей на голову. Реальность осыпалась дождём.

– Пуся ненавидит купаться, – сказала Лиза фонарю. – Надо его спасать.

Чувствуя себя водолазом в поисках затонувшей Атлантиды и надеясь лишь на то, что Пуся успел спрятать своё мягкое изнеженное тельце в укрытии (скажем, под широкой львиной грудью), Лиза пробивалась сквозь толщу воды. Она с детства знала, что переход переправы занимает 28 секунд, но сейчас путь к белым львам на том берегу казался бесконечным.

Освежающий небесный душ с давлением примерно в сотню мегапаскалей закончился так же неожиданно, как и начался.

Концом мокрого шарфа Лиза стерла с лица воду – и замерла на последней ступеньке мостика.

Перед ней блестел и переливался немыслимыми огнями ночной Лондон.

Или Мадрид? Лас-Вегас? Токио? Столица планеты-вечеринки А1705 Галактики Большого Коктейля с Долькой Лимона? Во имя всемогущего пенициллина, где она оказалась? И что вообще происходит?

Вокруг творилось нечто ошеломительное.

Во-первых, небо. Вечерний свод перечеркивали ярко освещенные прозрачные трубы диаметром с тоннель метро; в них то и дело бесшумно мелькали короткие алые вагоны –