Габриэла Хадсон любила мотоциклы. Особенно «дукатти». Модель 2048 года. И пусть с того дня, когда эта модель впервые увидела свет, прошло более десяти лет, любовь ничуть не ослабла. Наоборот. Стала сильнее. Габриэла выросла и чувства выросли вместе с ней: сильные, яркие. Если бы такие были у нее и к мужчинам, то жизнь можно было бы считать сложившейся. Но любовь была только к мотоциклу. И, возможно, немного к работе, не особенно радовавшей заманчивыми предложениями в последние годы. После того, как большинство вымерших видов животных были возвращены планете, а в лесах снова запели диковинные, вычеркнутые из книги жизни птицы, политики зашептались о том, что на очереди клонирования стоит человечество. Это напугало общественность. В результате появился ряд законов, запрещавших большинство экспериментов, курируемых ведущими специалистами, знаниями которых воспользовались, чтобы возродить флору и фауну, а затем выбросили на свалку жизни.

Ученые не жаловались. По крайней мере Габриэла не жаловалась. Даже без работы у нее все еще были мотоцикл, загородный дом, сбережения в банке. Вначале были. Затем, через пару лет, сбережения иссякли, задушенные налогами и штрафными выплатами, к которым снова и снова приговаривали бывших спасителей природы нескончаемые суды, обвинявшие их во всех смертных грехах. Загородный дом пришлось продать, потом машину, украшения. Остался лишь мотоцикл. Конечно, все это случилось не за один день. Общество добивало ученых медленно, заставляя смириться, адаптироваться. Оно варило их в своем котле, словно лягушку – не бросало в кипящую воду сразу, давая шанс выпрыгнуть и спастись, нет, общество прибавляло огонь под котлом медленно, позволяя привыкнуть. В результате лягушка сварилась, но так и не поняла этого. Габриэла сварилась. Сейчас был только мотоцикл, кожаная куртка и рюкзак, в котором помещались все ее вещи.

Последний отель, где она жила, был так стар, что с потолка осыпалась штукатурка. Управляющий не узнал бывшего ученого и предложил в качестве оплаты за проживание работу в закусочной – еще более старой и грязной, чем отель. Оставалось только, чтобы со стоянки украли мотоцикл. Эта мысль была такой назойливой, что Габриэла лишилась сна в те дни – стояла у окна и наблюдала за своим последним другом…

– Вот мы и докатились до дна, – говорила она себе и своему мотоциклу. – Вот мы и докатились…

Тогда-то и пришло старое доброе письмо в сером конверте – электронной почтой Габриэла перестала пользоваться с тех пор, как общество сначала возненавидело генетиков, завалив письмами с угрозами и оскорблениями, а затем забыло. Никто не писал Габриэле бумажных писем уже пару лет.

– Это, должно быть, ошибка, – сказала она почтальону, глядя на конверт. – Никто не знает мой адрес.

– Вы не Габриэла Хадсон? – устало спросил почтальон, увидел, как она кивнула, и попросил расписаться в бланке о получении.

Габриэла взяла письмо, бросила на стол и пошла на работу. От горячей воды поднимался пар, пахло грязной посудой, гнилыми фруктами и сыростью. Габриэла мыла грязные тарелки и стаканы, оставленные не менее грязными посетителями, и все еще видела перед глазами конверт. Печать организации-отправителя была ей знакома. Когда-то давно «Зеленый мир» уже предлагал ей работу. Она попыталась вспомнить лицо их директора, но так и не смогла. Какое ей тогда было дело до мелких неудачников. Габриэла вспомнила их лозунг: «Вернем планете утраченную флору». Под флорой они понимали один-два вида потерянных растений, которые культивировали на протяжении пары лет.

Габриэла выключила воду, сняла передник и, оставив грязную посуду отмокать, вернулась в свой номер. Бумага конверта была крепкой, и ей пришлось взять ножницы. Внутри находилось приглашение занять должность консультанта по клонированию растений. Габриэла пробежала глазами перечень обязанностей и остановилась на предложенной сумме оплаты. За последние годы она отвыкла видеть подобные цифры. Нет, это не было чем-то запредельным. Когда-то она получала в десятки, а возможно и в сотни раз больше, но те времена сгинули в далеком прошлом. Сейчас выбирать не приходилось. Габриэла представила груды грязной посуды и спешно начала собираться. Оставшихся денег едва хватало на дорогу. Когда она вышла из прогнившего номера и завела свой мотоцикл, управляющий выскочил из каморки и закричал, чтобы она возвращалась к работе. Габриэла не ответила, дала по газам и умчалась прочь.

Был жаркий день. Ей казалось, что она сможет ехать без остановок до самого офиса «Зеленого мира». Габриэла посмотрела на небо, где сгущались синие тучи, и решила, что когда начнется дождь, она уже будет где-то далеко – сбежит от этого дождя, от старого отеля, от грязной посуды, которую вынуждена мыть каждый день. Давно Габриэла не чувствовала такой свободы. Казалось, что она стала птицей, и нужно расправить крылья и лететь, куда пожелает сердце. Никто не сможет ее остановить. И ветер, свистящий в ушах, когда она увеличивает скорость мотоцикла, усиливает эту иллюзию полета и свободы, пьянящей лучше любого вина. Габриэла не хотела останавливаться, не хотела нарушать это чувство.

Она не заметила, как начался вечер. Солнце медленно склонилось к горизонту, заползло за эту далекую черную линию. Началась ночь. Мир вокруг сжался до размеров белого пятна, которым освещали дорогу фары мотоцикла. Ветер усилился. Габриэла снизила скорость, вспоминая пару перекрестков, оставшихся позади. Не ошиблась ли она? Не сбилась ли с пути в этой непроглядной тьме, где можно различить лишь серые, подступившие к дороге скалы, да черную пропасть, когда поднимаешься к вершине перед тем, как снова нырнуть вниз, в тоннели и ущелья? И никакой разметки, никаких ограждений.

– Повернуть назад я всегда успею, – тихо сказала себе Габриэла.

Она осторожно ехала вперед, пока не увидела вдалеке свет. Дом был большим и неуклюжим. Габриэла остановилось. Усталость навалилась на плечи. Воображение нарисовало мягкую кровать, сытный ужин и горячий душ. Дорогу к дому преграждал шлагбаум. Машина не смогла бы проехать здесь, но кто говорил о машине? Острые камни загремели под колесами мотоцикла, посыпались в пропасть. Дорога снова устремилась вверх, сузилась. Габриэла заставила себя не смотреть по сторонам. В старом доме засветилась еще пара окон, словно почувствовав приближение гостя. Железные ворота были открыты. Вблизи старый дом выглядел более громоздким и неуклюжим. Габриэла остановила мотоцикл возле парадного входа, выключила зажигание. Входная дверь открылась. Яркий свет ворвался в густую ночь, ослепил глаза. Габриэла зажмурилась.

– Вы Фредерика? – спросил мужчина. Он был высок и хорошо сложен. Его вьющиеся темные волосы достигали плеч. – Мне казалось, Надин сказала, что вы приедете утром, – он спустился с крыльца. Его колкий, сканирующий взгляд изучал мотоцикл. – Могу я узнать, где сама Надин и где ваша машина?

– А разве это не машина? – Габриэла заставила себя улыбнуться и погладила рукой обтекатели мотоцикла. Ее приняли за другую, но разве это плохо? Она не знала почему, но у нее появилась уверенность, что если назвать свое настоящее имя, то ей не позволят остаться на ночь. «Все можно будет прояснить утром», – решила Габриэла.