Вода из крана бахает так, что банка вылетает из руки Лихого и, ударившись о железную раковину, разбивается. Осколки, матюки и кровь из крепко сжатого волчьего кулака.

— Дай посмотрю, — мигом оказываюсь рядом со снова раненым оборотнем.

— Х*рня, царапина, — он не даётся.

Алые капельки пачкают кафельный пол, розы под ногами дополняют натюрморт.

— Вчера вечером воду отключали, — объясняю причину происшествия, — вот воздух в трубах и скопился. Этой раковиной сегодня ещё не пользовались, — вздыхаю, глядя на невезучего зверя. — Давай посмотрю.

Волк недовольно кривится, но разжимает кулак. Приличный порез — даже с волчьей регенерацией понадобится пара часов, чтобы затянулся.

— Насмотрелась? — спрашивает тихо.

— Надо перевязать, — закрываю воду и иду к сейфу.

У нас там аптечка хранится. Только ключа на месте, как всегда, нет. Наверное, опять у Светика в кармане халата. Чемоданчик дежурный я оставила дома. Но в сумочке есть чистые носовые платки — подойдут.

Вытряхиваю содержимое сумки на стол, а Лихой тут как тут — уже читает объявление бабы Нюры, которое вместе с другим моим хламом оказалось на столешнице.

— Комнату сдаёшь?

— Нет, не сдаю, — забираю у него листок и сую в сумку. — Не я, — уточняю.

— Телефончиком не поделишься?

— На даче плохо живётся? — фыркаю. — Свежий воздух, лес рядом. Что ещё оборотню надо?

— Сам не знаю, — хитро улыбается волк. — Чего-то мне не хватает.

— Дай лапу, — прошу с издёвкой.

Хищник на серьёзных щах как по команде протягивает руку. Слишком покладистый он для Альфы.

Пятерня Лихого похожа на лопату. Крупные сильные пальцы, грубая кожа. У него по-настоящему мужские руки. Не волчьи. Хотя чего уж там, не так много оборотней я за свою жизнь видела. В теории их природу, повадки и анатомию изучала — интереса ради. А лицом к лицу до Лихого и его «братишки» столкнулась всего раз. И это был печальный опыт.

— Спасибо, — благодарит оборотень, когда я, закончив, отпускаю его руку.

— Должен будешь, — заявляю в шутку.

— Буду, — с серьёзным лицом соглашается волк.

Он собирает розы с пола, кладёт их на подоконник и направляется к двери.

— Подожди! — останавливаю Лихого. — Миша… Он в порядке?

— Жив-здоров. Переживаешь за него?

Все выходные я звонила Иванычу и на мобилу, и на домашний. Не ответил, паразит.

— Привет ему от меня передай, — игнорирую вопрос зверя, — пламенный.

— Передам, — ухмыляется оборотень. — А это ты выкинь, — он кивает на Светкин стол, где под ворохом газет спрятан резиновый «друг».

— Газеты? Обязательно выброшу, — язвлю, а щёки наливаются жаром.

— Увидимся, — звучит короткий смешок Лихого, и дверь хлопает.

В каком смысле — увидимся?! Я сильно рассчитывала больше никогда не встречаться ни с ним, ни с его братом.

* * *

Вечер подкрался незаметно. Оно и неудивительно. Весь день я отбрёхивалась от Светкиных комментариев по поводу нежданного гостя, осколков на полу и роз. На вопросы не отвечала, на подколы внимания не обращала. Я — кремень! Терпеть не могу обсуждать с кем-то личную жизнь. Тем более в данном конкретном случае это даже не личная жизнь, а так, эпизод, который ничего не значит.

— Свет, — зову напарницу, — ты не хочешь комнату снять?

Мне таки приходит в голову гениальная мысль. Светик делит квартиру с сестрой и её мужем. Бытовые столкновения для неё — неизбежное зло.

— Комнату? — Света отвлекается от заполнения журнала. — Я думала об этом, но, во-первых — почему я должна уходить из своей хаты? А во-вторых, где взять деньги на съём? Кстати, про зарплату не слышно?

— Глухо как в танке, — понимаю, что с «гениальностью» я поспешила.

Я готова занять Свете на эту проклятую комнату, лишь бы не жить с десятью цыганами, наркоманами, алкашами. Только у меня тоже с деньгами туго, и когда они будут — неизвестно.

— Поменять бы работу, — рассуждает напарница, — но сейчас, куда ни глянь, везде вилы. На фабриках зарплату изделиями дают. Думала, в торговлю пойти — так там рэкет.

— Никуда мы не денемся с подводной лодки, Светик, — вздыхаю тяжело и снимаю халат. — Но всё наладится. Бабушка моя так говорит, а я ей верю.

— О, точно! — напарница едва на стуле не подпрыгивает. — Попроси бабулю мне погадать, а? — смотрит на меня жалобно-жалобно.

Моя бабушка — ведьма, а не гадалка. Но Светке об этом знать необязательно.

— Старенькая она уже, — отмазываюсь. — Не гадает давно.

— По блату, — Светлана играет бровями.

— Тяжело ей с людьми работать. Не обижайся.

— Ладно, — напарница явно надулась, — обойдусь. — Хотя могла бы попросить бабушку научить тебя гадать, — рассуждает сердито.

Ага, мечтай, Светик. Чтобы я в твою личную рабыню-гадалку превратилась? Нет уж.

Научить меня ведьмовскому мастерству, передать по родове силу — давняя мечта моей бабули. Только мне это не нужно. Насмотрелась я по детству, как к бабушке бесконечной вереницей тянулись люди. Кому, как Светке, погадать; кому мужика от пьянки отвадить; а кому с любовью безответной помочь. Бывало, день напролёт бабушка принимала людей, а вечером падала на кровать без сил и неделю расходиться не могла. Дойдёт до уборной, умоется холодной водой и снова ложится. Не ела, не пила почти, пока силы не вернутся. И не помогать людям она не могла. Нельзя отказать, если можешь.

* * *

Тёмный двор. Фонарей десять на весь квартал. Так себе райончик.

Я сижу за рулём, поглядываю на открытую подъездную дверь. Игорёха зашёл туда пять минут назад. Казанова хренов.

О, возвращается! Быстро что-то. Тамара его страстное рвение по бороде пустила? На душе становится теплее.

— Ну что там? — сращиваю у Горыныча, когда он садится в тачку.

— Дома её нет, — с раздражением выдаёт. — Где мурку носит по ночам? — опускает стекло, сплёвывает и, как всегда на нерве, хватается за сигарету.

— Где-то, — хмыкаю.

— Слышь, Лёх, а может, она всё-таки с Иванычем того? — затянувшись, Игорь таращит на меня глаза.

— Не знаю, — пожимаю плечами.

— Ты спроси у него при случае, а?

— При случае спрошу… — щурюсь, разглядывая силуэт стройной фигурки вдалеке.

Вот и она — нимфа Горыныча. Он как с ума сошёл — бредит ею. С утра сегодня ходил по участку маялся, а к вечеру дёрнул коньяка и на лыжи — к Тамаре поеду. Куда ему за руль с таким перегарищем? Пришлось везти мне.

Хотя Игоря понять можно, докторша хороша. Красивая, всё при ней. И ножки от ушей стройные, и попка что надо, и грудь пышная, вкусная. В паху у меня предательски поджимает. А Игорёхе ещё неспокойнее, чем мне — смотрит на девчонку, ноздри от злости раздуваются.