Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это чо у неё?.. — хрипит сдавленно. — Веник, Лёх!
Тамара спешит к подъезду, прижимая к груди букет роз, который я ей подарил. Приятно. Но не Горынычу.
Этому зверю не нужно согласие женщины, чтобы считать его своей. А тут на тебе — «веник»! Ёп твою мать, беда Вселенского масштаба.
Горыныч вырывается из машины… Как раз в тот момент, когда Тамара идёт мимо. Гроссмейстер любви! Он едва не бьёт девчонку дверью, а она, взвизгнув, лупит его букетом. Думаю, Тамара в потёмках не поняла, кто на неё выскочил, и испугалась до чертей.
Лепестки роз красиво летят на асфальт, Горыныч кроет матом, пытаясь скрутить докторшу. Сразу ясно — рыцарь.
Всё, что мне остаётся — врубить фары, чтобы пролить свет на оказию. Тамара на мгновение замирает — узнала Игоря. А потом, поджав губы, замахивается букетом, который уже и на букет-то не похож. Докторша Горыныча не жалеет:
— Зараза хвостатая! — кричит на весь двор, хлещет стеблями роз вероломного Казанову. — Убью!
Игорёха только локтями морду закрывать успевает и выдавать что-то вроде «Мурка, ёп…» А мурка — девчонка не пугливая — это мы уже проходили.
Ну что, надо спасать ситуацию. Жму сигнал на руле — протяжный вой врезается в тёмный вечер, — и выхожу из машины:
— Привет, — улыбаюсь, глядя на обескураженную Тамару.
— Какого чёрта?.. — она дышит тяжело.
Девчонка выглядит потрясающе — растрёпанные каштановые волосы, злой блеск в карих глазах. Пара расстёгнутых верхних пуговиц на блузке, которая заманчиво сползла с хрупкого плеча. Я бы эту тряпку с неё содрал прямо сейчас — нельзя такую красоту под одеждой прятать.
— Мурка… — Игорь собирается вставить свои пять копеек.
Но Тамара не слушает — швыряет в меня остатки цветов. Они не долетают. Поломанные стебли бьют по машине, шлёпаются на асфальт.
— Что вам нужно?! — нервы у докторши всё же не железные.
— Мурка, не кипишуй! — Игорь берёт себя в руки, а Тамару под локти.
Легко, не спрашивая согласия «мурки», он усаживает её на капот. Девочка упирается кулаками ему в грудь — пытается держать на расстоянии пышущего страстью и перегаром Казанову.
— Зараза! — выдаёт с натугой.
— Да я понял, что с тобой аккуратно надо… — ворчит Горыныч и делает шаг назад.
Тамара в шоке, сидит на капоте и хлопает ресницами. А я не могу оторваться от импровизированного декольте, открывающего шикарный намёк на пышную девичью грудь. Ох уж эти пуговки…
— Боюсь представить, как будет, по-твоему, не аккуратно, — ворчит докторша и съезжает на попе к краю капота.
— Э-э, погодь, мурка! — руки Горыныча на её бёдрах. Держит добычу крепко — хрен сбежит. — Откуда веник?
Тамара косится на меня. Я гну бровь — безмолвно прошу её молчать в тряпочку о том, кто букет подарил. Сдаст — и Горыныч мне кровь свернёт. Ревнивый волчара.
— Тебе какая разница? — огрызается девочка. — Подарили.
— Ты это… нравишься мне. Может, сходим?.. — мнётся Игорёха. — В ресторан.
— В ресторан? Прости хоспади, — Тамара кривится. — Проспись иди, пьянь.
— Я трезвый! — возмущается. — Пять капель для храбрости принял.
— Я чую, ага, — фыркает. — Пусти, — освобождается от хватки оскорблённого героя-любовника, слазит с капота и быстро идёт к подъезду.
Хлопнув Игоря по плечу, я хочу сказать ему пару ободряющих слов, но замечаю маленькую дамскую сумочку, которая одиноко лежит у колеса нашей машины. Тамарина.
— Сумку потеряла, — поднимаю её.
— Дай сюда, — Игорь тянет руку, — я пойду отдам, — он снова рвётся в бой. Нашёл повод.
— Лучше я, — обрываю бреющий полёт слегка нетрезвого Горыныча.
— С хера ли ты? — щурится недобро.
— Чтобы ты по очкам в минус не ушёл, — открываю дверь машины и кивком предлагаю ему отдохнуть. — Объясню докторше, что ты ничего плохого не хотел, извинюсь.
— Я сам могу извиниться, — не теряет надежду.
— Можешь, — соглашаюсь, не раздумывая, — и извинишься. Только перед этим побреешься, пиджак с карманами наденешь и одеколоном себя польёшь. Понял? — нажимом на плечо отправляю Казанову в салон.
— Понял… — с обидой отзывается он.
Вот и хорошо.
Я иду в подъезд — возвращать Тамаре сумку, а Игорю шанс на свидание.
Быстро поднимаюсь по лестнице. Меня до сих пор трясёт… Напугали, черти хвостатые!
После работы Светка заманила меня к себе на чай с пирогами. Конечно, я понимала, что «пироги» — не что иное как допрос насчёт Лихого и уговоры по поводу гадания. Но всё равно согласилась. Всяко лучше, чем провести «волшебный» вечер с бабой Нюрой. Засиделись мы со Светой — я опоздала на автобус, пришлось ехать с пересадками, а потом ещё топать по темноте через пустырь. То ещё приключение. Оказавшись во дворе, я наивно решила, что всё плохое позади, но ошиблась.
Ну, ничего-ничего, Горынычу от меня досталось. Рожу наглую ему поцарапала шипами роз. Нравлюсь ему я, ага. В ресторан с ним сходить… Обрыбится. Лихому тоже надо бы мордаху поправить. Жаль, не добралась.
Понятия не имею, что оборотням от меня было нужно, но, кажется, знаю, откуда у них мой адрес. Сначала Миша слил Лихому, где я работаю, а потом ещё и где живу. Устрою ему кузькину мать при случае.
Тихо ругая друга, поднимаюсь на свой этаж и стою у двери. Чего-то не хватает… Сумки моей нет! В ней кошелёк с последними копейками, паспорт, ключи от квартиры. Холодная паника вертится в груди, я судорожно соображаю, где могла потерять сумочку. В автобусах? Нет, я с остановки по пустырю шла, она у меня на плече была. Наверное, обронила во дворе, когда Горыныча розами била. Вот, блин!
Возвращаться на улицу не хочется. Девятка цвета мокрого асфальта всё ещё стоит у подъезда — в окно вижу. Ещё вижу раздербаненные розы на асфальте, а сумку не вижу…
— Тамар, ты потеряла, — голос Лихого заставляет вздрогнуть.
Оборачиваюсь — на лестнице стоит. Смотрит, глазищами сверкает, в руке моя сумка. Нашлась пропажа — это хорошо. А вот оборотень — плохо.
— Спасибо, — спускаюсь на несколько ступенек, забираю у него сумку и бегу к двери — скорее открывать.
— Хотел за Игоря извиниться.
— За кого? — вылавливаю ключи из сумки и замираю.
— Горыныч — Игорь, — объясняет зверь. — Перебрал он с романтикой.
— Ясно. Извиняю, — бросаю без особого энтузиазма и открываю дверь. — Не надо больше приезжать сюда, — захожу домой. — И на работу ко мне не надо…
Договорить я не успеваю — Лихой оказывается у порога, держит дверь, чтобы я не закрыла.