Дарья Дмитриева

5 историй из жизни Маргариты Морозовой

Моя бабушка, Маргарита Фёдоровна Морозова, была одним из самых близких и важных людей в моей жизни. Именно ей я обязана самыми счастливыми воспоминаниями из детства. Она умерла в 2016 году. Ей было84 года.

С тех пор прошло 6 лет.И недавно я начала осознавать, что некоторые детали, связанные с бабушкой, начали забываться. Решение написать рассказы о её жизни родилось из желания сохранить память о ней как для меня самой, так и для моих детей. «Чем позже начну, тем меньше вспомню,» – решила я и села за ноутбук.

5 историй охватывают временной промежуток с 1938 года до 1992-го. Прежде всего эти рассказы основаны на воспоминаниях моей бабушки, которыми она делилась со мной в течение жизни, но не только. Я использовала множество найденных мною архивных документов о ней и её родителях, блокадный дневник ученицы 221-й школы Куйбышевского района Майи Александровны Бубновой, воспоминания артистов Театра музыкальной комедии и даже архив погоды. Я старалась в деталях воссоздать жизнь бабушки Риты такой, какой она была. Все имена и фамилии, названия и факты, использованные в рассказах, подлинные. Последняя история «Малыш» написана уже по моим собственным воспоминаниям. По ним же нарисован план дома в деревне Крестовая на одной из иллюстраций.

Также я хочу выразить огромную благодарность тем, кто помогал в создании этой книги и делился со мной своими воспоминаниями о бабушке:

Лидии Ивановне Дубининой – лучшей бабушкиной подруге, с которой они дружили с пятого класса и до конца жизни;

Елене Викторовне Морозовой (Варфоломеевой)– дочке Маргариты Фёдоровны, моей тёте;

Алексею Викторовичу Морозову – сыну Маргариты Фёдоровны, моему папе, который помогал мне, сам не ведая того, так как книга предназначалась ему в подарок, и расспросы мои носили очень аккуратный и отвлеченный характер.

Бабуля, я всегда буду любить тебя.

Даша

01.05.2023

Кукла

Ленинград, 1938 год

Кира торопливо сбегала по широкой, длинной, в три пролёта, лестнице. Каблучки предательски громко цокали по старому мрамору, посвящая всех окружающих в её тайные желания, но замедлить шаг, переходящий в лёгкие прыжки, Кира была не в состоянии. Звук шагов эхом отражался от высоких сводов школы № 71, нырял между колоннами, летел вдоль балюстрады прямо в директорский кабинет. Ну и пусть. Кира рывком, лишь с третьего раза, открыла тяжелую дубовую дверь, и улица сразу запустила ей в лицо комок колючего воздуха с примесью липучих снежинок. Молодая женщина задержала дыхание и шагнула в темноту.

Февраль выдался морозный, скрипучий. И хотя день уже начал заметно прибавляться, увидеть дневной свет ей всё ещё не удавалось: утренний путь в школу проходил в темноте, и вечером из школы приходилось возвращаться уже после того, как невидимое солнце сядет за невидимый горизонт. Суровый Ленинград не для кисейных барышень.

Кира достала из карманов пальто варежки, поправила пуховый платок, плотно обхватывающий голову, шею и плечи, прижала к груди кулёк с чем-то квадратным и, борясь с метелью, двинулась по улице Плеханова к Невскому проспекту. Школа укоризненно светила несколькими огромным окнами второго этажа. Её коллеги всё ещё оставались в плену помпезного, совершенно не подходящего для школы бывшего здания Опекунского совета.

На самом деле, свою работу Кира любила. Ей нравилось видеть интерес,

зажигающийся в детских глазах. Нравилось быть проводником девочек в волшебный мир литературы. Нравилось открывать тайны, спрятанные за одинаковыми буквами старых, потрепанных книг. Нравилось, что школа была женская. Мальчишки в этом возрасте бывают несносны, работать с ними намного сложнее. Правда и то, что не все ученицы радовали прилежанием, но ради тех нескольких (которые

были в каждом классе) стоило проделывать путь туда и обратно каждый божий день.

Кира мысленно ударила себя по губам. Дурацкое, буржуйское выражение, прилипшее к ней от воспитывавшей её бабки. Сколько лет уже живёт в Ленинграде, а всё ещё никак не изживёт некоторые детские словечки. Никакого бога, конечно же, нет, и всякий уважающий себя советский гражданин должен вытравливать из лексики эти старорежимные анахронизмы.

Решительно прошагав мимо тёмного силуэта Музея истории религии и атеизма, который несознательные граждане продолжали по старинке называть Казанским собором, Кира повернула направо и устремилась в сторону Гостиного двора.

Проспект 25-го Октября2 кишел людьми, словно дворовая собака блохами, несмотря на непогоду. Никогда эта главная городская магистраль не бывала безлюдной, по крайней мере за десять лет Кира ни разу не видела её такой. И тёмными февральскими вечерами, и промозглыми ноябрьскими утрами, и тёплыми майскими ночами – всегда горожанам что-то надо от старого проспекта с новым названием. Казалось, это самое шумное место города. Ровно до тех пор, пока не придёшь в Гостиный двор.

Тщательно постучав сапогами при входе, чтобы стряхнуть налипший снег, Кира через лужи, оставленные менее сознательными гражданами, пошлёпала от магазина к магазину: хаотично, но очень быстро. Если бы вы спросили её в тот момент, что она ищет, она бы не нашлась, что ответить. Был уже вечер восемнадцатого февраля, а подарка для Фёдора у неё не было. В сумке лежало 20 рублей. Как порадовать мужа на 20 рублей? Можно купить кофе. 10 рублей, 65 копеек. Или вино. Но лучше не надо. Кира с тоской посмотрела на красивые, коричневой кожи, ботинки за 163 рубля и пошла дальше сквозь оживлённую толпу, особенно обращая внимание на очереди. Зря люди стоять не станут, если стоят, значит, «выкинули» что-то интересное.

Вдруг толпа начала сгущаться, крики стали громче, какая-то голосистая бабёнка громко вещала: «Брусницына В., записала. Дальше! Петрова С. Дальше! Голь-ден-штерн… Конечно, евреи тут как тут… Записала вас, записала, уймитесь…» Кира подошла ближе, привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть на прилавке причину такого ажиотажа. Над головами причина была не видна. Придётся толкаться. С грузными, поразительно устойчивыми тётеньками худенькой Кире было тягаться непросто, но она надеялась взять гибкостью и, как вода, просочиться между сомкнутых стеной пальто.

Да, в этот раз трюк вышел особенно непростым и опасным. За два метра её два раза обозвали дурой, три раза гавкнули «Куда прёшь?» и один раз выругались такими словами, о значении которых Кира только догадывалась. Но когда наконец путь был преодолен, у неё перехватило дыхание. На прилавке стояла большая, нет, просто огромная кукла! В красивом платье с оборочками, с