Марой весь вечер. Мара рыдала, Кира Евгеньевна молчала. Ради такого случая пришлось даже открыть припрятанную бутылку коньяка.

– Всё, Марка, давай ложиться спать. Разберёмся.

И Мара успокоилась. Раз мама обещала, что разберётся, значит, всё будет хорошо. Мама слов на ветер не бросала. Да и рыдать, если честно, было некогда. Через две недели у неё стояла защита диплома, а конь, естественно, ещё грустно смотрел в направлении места валяния и не двигался с места. Мара сосредоточилась на своём проекте озеленения туберкулёзной больницы и старалась не думать о том, что совсем скоро, буквально через несколько недель её жизнь может измениться навсегда. До 25 июня, дня защиты, у неё даже это почти получалось. Но как только комиссия перестала мучить её вопросами и, вздохнув и покачав головой, отпустила с отметкой «удовлетворительно», тревожные мысли о будущем вернулись с удвоенной силой.

Мара вышла из дверей института и остановилась перед огромной лужайкой, служившей буферной зоной между старым, строгим, каменным трёхэтажным зданием и живым, непокорным, хаотичным парком. Раньше, ещё до войны, на этой лужайке устраивали красивую клумбу с красной звездой и огромным серпом и молотом в середине. Сейчас же окружение академии носило совсем не регулярный характер, словно старый институт решил вспомнить, что он воспитывает специалистов лесотехнического хозяйства, а не каких-то там садовников, подстригающих цветочки на грядках.

Мара вдохнула свежий, сырой запах леса. Этот запах, контрастирующий с запахом пыли и ветоши в аудиториях, навсегда стал ассоциироваться с запахом свободы. Погода словно тоже поздравляла её с защитой диплома: наконец-то после недели июньского холода потеплело до очень комфортных 22 градусов. Домой надо было ехать на двух трамваях, но Маре захотелось пройти пешком. Всего-то полтора часа прогулки по любимому городу. По Торжковской улице к Крестовскому острову, по Кировскому10 проспекту до Большого, перейти Тучков мост и завернуть на Средний проспект Васильевского острова. Полтора часа на то, чтобы наконец остаться наедине с собой, всё спокойно обдумать и выработать стратегию по выходу из сложившейся ситуации. «Во время прогулки всегда легче думается,» – решила Мара и зашагала сквозь заросший, но очень оживлённый парк к шумным ленинградским улицам.

Конечно, она никуда не уедет. Надо просто найти выход из ситуации – и всё. Выход есть всегда, это всем известно. Нужно просто придумать, как его найти. Например, можно заболеть. Хотя нет, проблему это не решит, просто отложит на пару недель отъезд. А вот если бы выйти бы замуж за Ваню… Тогда её оставили бы в Ленинграде при муже. Да, это самый оптимальный выход из ситуации. Проблема в том, что Ваня в ЗАГС не спешил. Нет, пару раз он очень красноречиво намекал и даже мечтал вслух о том, как они поженятся, как будут жить вместе, как у них родятся дети… Но конкретных действий не предпринимал. Как Мара мечтала о том, чтобы однажды он появился у неё на пороге, одетый в свой летний белый костюм, с букетом её любимых лилий. Открывшей ему дверь Маре он бы игриво сказал:

– А я не к тебе, я к Кире Евгеньевне!

Довольный вызванным недоумением на лице любимой, он решительно бы направился на кухню, где хлопотала мама, вручил бы ей букет и с присущей ему галантностью произнёс бы:

– Кира Евгеньевна, прошу руки Вашей дочери!

Нет, лучше, чтобы он встал на одно колено и спросил об этом лично Мару. Ах, нет, он же в белых брюках, он их запачкает! На колено нельзя. Пускай лучше стоя. И всё-таки пусть сначала спросит маму. Хотя какая в конце концов разница! Пусть хоть как-то сделает предложение! Можно даже без предложения и без цветов, просто задать вопрос: «Пошли завтра в ЗАГС?» Хотя нет, с цветами и белым костюмом всё-таки лучше… Надо же потом подружкам рассказывать, как оно было.

Мара уже даже придумала фасон платья! Да-да, обязательно тугое в талии, с красивым ремешком, рукавами-фонариками, пышное, чуть ниже колена… А фата? Мара никак не могла решить, хочет она фату или нет. Но туфельки обязательно должны быть на высоком каблучке! С её лилипутским ростом в 155 сантиметров ей всегда хотелось быть выше. А потом они бы с Ваней поехали на море в свадебное путешествие! В Крым! Ах, как она любила море! А была на нем всего два раза в жизни: несколько лет назад с подружками, да с родителями в детстве, когда ей было лет шесть, ещё до войны. Мара уже плохо помнила те дни, но сохранились чёрно-белые фотографии, где мама с папой ещё такие молодые и такие счастливые, смеются, улыбаются и дурачатся в воде. Это всё война виновата, что папа с мамой развелись. Если бы не война, папа бы не начал пить. Если бы он не начал пить, мама бы его не выгнала. Если бы мама его не выгнала, он не стал бы пить ещё сильнее. И не умер бы в пятьдесят пять лет. Война продолжала отнимать жизни даже после того, как закончилась победой.

Мысль опять ускользнула. Надо сосредоточиться. Семипалатинск. Сейчас это самая главная проблема, и надо обязательно её решить. Ни за что она туда не поедет. Ни туда, ни куда-нибудь ещё из своего любимого города. Как же это несправедливо! Она родилась здесь, этот город её по праву!

Мара перешла на правую, солнечную сторону Большого проспекта Петроградской стороны. Какое же праздничное настроение царит на улицах Ленинграда, когда там поселяется лето, тепло и небо очищается от туч. Неважно, какой при этом день: будний или выходной. Солнце в Ленинграде уже достаточный повод для праздника. На тротуарах было тесно от людей, их разговоры и смех, гудки велосипедов и редкое, но очень громкое, ворчливое тарахтение проезжающих мимо машин создавало то же настроение, которое создаёт в театре настраивающийся оркестр: настроение ожидания чего-то большого и прекрасного впереди.

Что ж, раз её любимый такой нерешительный, придётся ей самой брать всё в свои руки. С чисто женской хитростью. Она напишет ему слёзное прощальное письмо. Расскажет, что её отправляют за тридевять земель и им не суждено быть вместе. Тут-то он испугается и, наконец, решится сделать предложение. В белом костюме, с лилиями. А хоть бы и без них…

Ну, на крайний случай Мара сломает ногу. Авось не станут её ждать несколько месяцев, а пошлют в эту дыру кого-нибудь другого. Мало ли на свете инженеров зелёного хозяйства?

Август

Мара просто не могла поверить, что всё наконец разрешилось. Обеими руками она так сильно сжимала этот драгоценный