Кровь тонкой струйкой стекала по лезвию ножа, оставляя багровые пятна на ее белоснежной ночной сорочке. Тусклая лампочка под потолком выхватывала из мрака ночи тело мужчины, распростертое на полу, — оно было безжалостно изуродовано.

— Что ты наделала?! — раздался сдавленный шепот за спиной девушки.

Она медленно повернулась, едва не поскользнувшись в луже воды и крови, и невидящими глазами уставилась на говорившую.

— Что ты наделала?! — вновь повторила объятая ужасом женщина, нервно комкая на груди джемпер. — Ты убила его!!! Ты убила его, чудовище!!!

— Я не… — Девушка переступила босыми ступнями и, словно только что очнувшись, выдохнула: — Я ничего не понимаю… Кто это сделал?!

Взгляд ее переместился на нож, который она судорожно сжимала в посиневших от напряжения пальцах, и девушка… завизжала.

Этот страшный крик вырвался на волю через открытую форточку и эхом прокатился среди многоэтажек, заставив многие уснувшие к этому времени окна засветиться сигнальным огнем грядущей трагедии. Но крик больше не повторился. Понемногу успокаиваясь, люди гасили свет и вновь отдавали себя в объятия Морфея. Лишь луна, безмолвный свидетель многих деяний, совершающихся на грешной земле, смогла увидеть, как замертво рухнула рядом с истерзанным трупом молоденькая девушка в окровавленной ночной сорочке…

Под монотонное гудение мотора Женька задремала.

Сон был единственным спасением для ее измученного сознания. Но последнее время и он не приносил избавления. Кошмары, один ужаснее другого, наплывали из ниоткуда и опускались кровавым маревом, мешая пробуждению.

— Всем встать! — рявкнули над ее головой. — К выходу, быстро!!!

Сонно поведя глазами, Женька зябко поежилась и, стараясь не привлекать к себе пристального внимания конвоира, двинулась вслед за другими женщинами к выходу.

Машину, этапирующую заключенных, подогнали прямо к открытой металлической двери унылого серого здания. Железный козырек над входом лишал возможности что-либо разглядеть.

— Быстро, быстро, быстро!!! — орал что есть мочи лысый мужик, хватая заключенных за шиворот и швыряя прямо в открытую дверь, которая показалась Женьке олицетворением входа в преисподнюю. — Шевелись!..

Женщины шевелились. Не глядя друг на друга, они проследовали за тюремщиком по длинному гулкому коридору в караульное помещение и, выстроившись в шеренгу, замерли в ожидании дальнейших распоряжений. Правда, с этим никто особо не спешил. Лысый конвоир развалился на предложенном ему стуле и принялся балагурить с прыщавой контролершей. Та широко раскрывала рот в беззубой улыбке и откровенно терлась грудью о плечо мужчины. На присутствующих они не обращали внимания.

«А кто мы такие, чтобы обращать на нас внимание? — горько подумалось Женьке, которую эта сцена поразила своей откровенной пошлостью. — Мы для них что-то вроде подопытных крыс…»

Ее умозаключение подтвердилось минуты через две, когда одна из женщин, не выдержав напряжения, упала в обморок. И тут же дверь, через которую их ввели, распахнулась. В караулку ворвался вихрь в облике молодого чернявого мужика с резиновой дубинкой под мышкой и в сопровождении четырех дюжих охранников, пол которых определить было трудно из-за мешковато сидевшей одежды и сальных волос, спадающих спутанными прядями на неряшливые воротники.

— Что за мразь тут развалилась? — взвизгнул черномазый тонким голосом.

Грудастая контролерша нехотя оторвалась от своего занятия и прошлепала на кривых ногах к женщине, лицо которой постепенно начало наливаться синевой.

— Встать! — протрубила она и пнула заключенную ногой. — Встать, кому говорю! Похоже, она того… отключилась.

Последние слова контролерша произнесла, заискивающе заглядывая в глаза вошедшему. Тот качнулся на каблуках высоких хромовых сапог и, медленно подойдя к ним, обрушил на лежащую несколько ударов дубинкой.

Кто-то из присутствующих тихо ахнул.

Втянув голову в плечи, Женька до крови закусила губу и изо всех сил принялась уговаривать себя не закричать. Опущенные в пол глаза наполнились слезами. Жестокость и равнодушие, с каким все это проделывалось, больно ударили по ее ранимой душе.

— Убрать! — взвизгнул мужчина и нервно забегал по комнате. — Черт знает что!!! Кого привозят?!

— Пора бы начинать, — тихо произнес один из вошедших. — Обед скоро.

— Да, да, — машинально подхватил черноволосый. — Давайте сюда список. Начнем сортировку.

Так называемая сортировка заняла не более десяти минут. Всех присутствующих женщин после переклички разбили на группы по три-пять человек и повели по тому же коридору, но в другом направлении.

Женька осталась одна…

— А что с этой пташкой делать будем? — елейным голоском спросила контролерша и подошла поближе. — Куда селить? Мест свободных не осталось.

— А может, к этой… к Сатанистке, — тихо подсказал кто-то.

— С ума сошел, — фыркнула та. — Она ее через два месяца в гроб вгонит. Да и чего такому добру со старухой пропадать.

На последних словах беззубая поганенько захихикала, и через минуту к ней присоединились остальные.

— Хватит! — приказал обладатель смоляных кудрей. — Сели ее к Сатанистке, а там посмотрим. И так провозились дольше обычного…

Сатанистка оказалась миловидной бабулей с небесно-голубыми глазами и кроткой улыбкой.

— Заходи, голуба, — тихо прошелестела она и засеменила навстречу девушке.

Женька стояла, не двигаясь.

— Постель возьми, — буркнула охранница и вложила объемистый сверток ей в руки.

Дверь камеры с грохотом захлопнулась за спиной девушки, беспощадно отсекая ее от прежней жизни.

— Заходи, заходи, — старушка попыталась улыбнуться подружелюбнее. — Чего столбом стоять?

Женька сделала два робких шажка по направлению к нарам и неожиданно рухнула на колени.

— Это не со мной!.. — исступленно зашептала она, обводя безумным взглядом стены, выкрашенные неопределенного цвета краской. — Этого не может быть!.. Я сейчас проснусь, и все наладится!..

— Э-э-эх, голуба! — закачала головой соседка по камере. — Если ты здесь, то ничего уже не наладится…

— Почему? — непонимающе подняла Женька на нее глаза. — Будет суд, меня обязательно оправдают!

— Я здесь уже второй год, а суда и не предвидится, — пояснила бабуля, помогая девушке подняться. — Ишь какая ты тяжелая, с воли-то. Ничего, посидишь на здешних харчах, полегчаешь.

Слова ее оказались пророческими во всем…

Дни шли за днями, сменяя друг друга чередой осенних ливней и зимних снегопадов, а ситуация не менялась. Менялся лишь облик Женьки: постепенно она превращалась в еле уловимую тень той, какой была прежде.