— Нельзя так, голуба, — уговаривала ее баба Маша. — Похлебай баландочки, не весть какое, но все же пойло. А так тебя и ноги носить не будут…

Женька вяло водила ложкой по тарелке, плохо вслушиваясь в то, что ей вещала словоохотливая старушка.

Перед глазами вставало всегда одно и то же видение, заставлявшее сердце замирать в груди. Самым страшным для нее было то, что чем больше проходило времени, тем явственнее она видела истерзанное тело Антона, дополняя страшную сцену новыми и новыми подробностями, которых прежде не заметил ее охваченный ужасом взгляд.

— Нельзя так казнить себя, голуба, — ворчала старушка, замечая остановившийся взгляд Женьки. — Так недолго и свихнуться, а то и вовсе… — и Сатанистка многозначительно умолкала.

— Ну и что, — равнодушно пожимала плечами девушка. — Кому от этого хуже? Одной несчастной меньше станет.

— Не скажи, — сразу оживлялась баба Маша. — Каждому из нас суждено пройти свой путь, а…

— Значит, свой я уже прошла, — перебивала ее Женька. — Моя жизнь кончилась…

Старушка заходилась сухим кашлем, что происходило с ней всякий раз, стоило ей поволноваться. Глаза ее при этом страшно закатывались, а высохшая от возраста грудь ходила ходуном. В такие минуты Женьке волей-неволей приходилось отвлекаться от мрачных мыслей и суетиться вокруг соседки. Перспектива оказаться одной в этом склепе, именуемом камерой, ее не прельщала, как не прельщало и появление рядом с ней нового человека.

Прожив бок о бок с этой удивительной женщиной около года, Женька, вопреки предсказаниям тюремного персонала, по-своему привязалась к ней.

Объяснялось ли это извечной тягой к родителям, которых девушка почти не помнила, или просто душевным вакуумом, она точно сказать не могла. Но факт оставался фактом — эта старушка, которой приписывались страшные преступления, якобы содеянные ею на воле, стала ей вторым дорогим человеком на земле, после Антона.

Антон!..

При воспоминании о нем глаза Женьки сразу наполнялись слезами. Внутри разливался леденящий душу холод, и, невзирая на время, которое все дальше и дальше уносило ее от тех страшных событий, боль не становилась слабее…

Кто мог сказать в тот день, когда она впервые его увидела, что все так трагически закончится?

Вновь обретенное счастье казалось вечным. Дни, один безоблачнее другого, стремительно летели, отодвигая воспоминания о детском доме, о полуголодном существовании там. Каждое утро, просыпаясь в своей девичьей постели, Женька возносила в молитвах тот миг, когда в кабинете заведующей ей сказали:

— Вот познакомьтесь, Каменихина, — это ваш брат!..

Переводя непонимающий взгляд с воспитательницы на красивого молодого человека, ласково улыбающегося ей, Женька силилась что-либо понять — и не могла. Счастье, внезапно свалившееся на нее, было столь неожиданным, столь прекрасным, что поверить в него было почти невозможно.

И все же это оказалось правдой.

Антон, носивший одну с ней фамилию, действительно оказался родным братом Женьки. В раннем детстве, разлученные волею судеб или нерадивых чиновников, они были развезены по разным детским домам и надолго потеряли друг друга.

Со временем в памяти маленькой девочки с тонкими косичками стерлись воспоминания и о сгоревшем родительском доме, и о мальчике, который в холодном коридоре распределителя повторял дрожащим голоском:

— Я все равно тебя найду, Женька! Все равно найду!..

От печальных воспоминаний ее оторвал лязг открывающейся двери.

— Каменихина — на выход! — неприветливо буркнула Люська-контролерша, которую все здесь звали Слякоть, за ее вечно недовольный вид и постоянное брюзжание. Вот и сейчас, обшарив Женьку с пяток до макушки, она пнула ее в спину крепко сжатым кулаком и окрысилась:

— Ходит к тебе и ходит! А говоришь, стерва, что денег нет!

— Денег нет, — печально констатировала Женька, сложив руки за спиной и следуя за мрачного вида охранницей.

— А кто же адвокату платит? Поверила я тебе, как же! — фыркнула Люська.

— Он общественный адвокат, — попыталась пояснить девушка, опасливо озираясь по сторонам — не дай бог услышит кто из начальства, трех дней карцера не избежать. — Таких всем выделяют.

— Что ты мне грузишь-то? — зло прошипела Люська. — Станет он задницу рвать за зарплату?! Может, у него какой свой интерес имеется, а?! Ты смотри у меня, схлопочешь сразу!

Женька подавила судорожный вздох, опасливо вжимая голову в плечи. О крутых кулаках Слякоти по тюрьме ходили легенды. Говаривали, что во время какой-то заварухи она ухитрилась раскидать полдюжины товарок, переломав при этом не одну пару челюстей.

— Слышь, Дошлая, — Люська замедлила шаг перед дверью. — Я ведь с понятием… Если какие проблемы — обращайся ко мне… Поняла?

— Ага, — кивнула девушка, глядя в глаза охранницы и в глубине души недоумевая по поводу такой неожиданной доброжелательности.

— Ладно, иди уже, — буркнула Люська. — Недолго там. Мне торчать в коридоре — мало радости…

Похоронив вздох облегчения глубоко внутри себя, Женька перешагнула порог и сразу наткнулась на внимательный взгляд адвоката, солидно именующего себя Игорем Владиславовичем. Хотя он и был лет на семь старше Женьки, ей казалось, что этот Владиславович слишком молод для своей профессии.

— Добрый день, — лучезарно улыбнулся ей адвокат и, не встретив ответной радости, сразу поскучнел. — Как дела?

— Дела, как в Польше, тот пан, у кого больше, — отчеканила девушка недавно подхваченную пословицу, смысл которой до конца так и не поняла. — Случилось что-то важное?

— Почему вы так решили? — адвокат принялся перекладывать чистые листы бумаги, старательно избегая взгляда подзащитной.

— Ну, не ради же моей иссохшей фигуры вы тащились в такую даль?

— Евгения, гм-м-м, — прокашлялся Игорь Владиславович, заливаясь краской до самых ушей, — вы несколько изменились за последнее время…

— Не забудьте уточнить, что время это исчисляется девятью месяцами, — горько ответила девушка, глядя на зарешеченное окно. — Общаться приходится не с самыми приятными людьми, так что извините, если мои манеры оставляют желать лучшего.

Адвокат сердито засопел и, нервно обойдя стол, за которым сидела Женька, гневно выпалил:

— Вы ничего не понимаете! Абсолютно ничего! Я как могу оттягиваю время, откапываю все новые и новые факты.

— А для чего вы оттягиваете время? Кому нужны эти ваши новые факты? — не удержавшись, Женька тоже повысила голос. — А вы знаете, что здесь день — за три?! А вы знаете, что я почти не хожу в баню из боязни быть изнасилованной?!

На последних словах она не удержалась и всхлипнула.

— Я все это понимаю, но если суд состоится именно сейчас, то ваши шансы равны нулю.