Василий Камянский

Половецкое поле

Половецкое поле

Маленькая повесть по мотивам «Слова о полку Игореве»

Игорь первым осадил своего вороного перед курганом.

— Вот он — столп Ольговичей, любуйся! Рубеж с полем.

Высокий, почти скала, столп из черного базальта венчал курган. Каменный орел на острой вершине терзал врага.

— Столп Ольговичей!.. — Дмитрий Трубчевский восторженно глядел из-под ладони вверх, с трудом сдерживая разгоряченного белого скакуна. Размах крыльев гигантской птицы был не менее четырнадцати локтей. В поверженном враге, высеченном грубо, до плеч, угадывался кочевник. — Великое шеломя! Сызмальства хотелось увидеть!..

— Любуйся, — повторил Игорь, но теперь в его широком голосе не было гордости. — Не всякому доводится… Второй век уже, как дойти сюда с Руси можно только с войском. — Он пригляделся к опушке недалекого леска, спрыгнул в траву. Повод закинул за луку. — Стой тут, Хан! — потрепал он коня по шее. — Глянем с кургана, Митуса, — не стоит ли перед нами уже сам Кончак! Я теперь не знаю, что и думать…

— Кончаку рано! — отмахнулся поэт. — Мне охота посмотреть на шеломя со стороны Ворсклы. Не терпится, Святославич!

— Ну, скачи! Недавно тут Иван провел сторожей. Вон след к дубкам промяли в пырее. Не опасно, кажись!..

Конный половец следил за ними с опушки.

…Степь между Пселом и Ворсклой, у верховьев этих рек, — ровная, как стол, бескрайняя. Скачи день, другой — и ни крыши, ни сада, ни речки, ни озера, ни оврага даже! Белый ковыль да пырей по стремена, да изредка одинокий тополь у заросшего бурьяном пепелища — что безутешная вдова. Только перед Ворсклой равнину горбит высокий каменистый увал. За ним степь, кое-где покрытая лесками, начинает спадать к реке. А та, словно не желая спорить с кремнистой твердью, обходит ее с юга плавной дугой. В середине этой дуги стоит на увале курган — высокий, как гора, видный со всех концов Приворсклянской степи. Мимо кургана проторен древний походный путь от Чернигова в поле — к низовьям Дона и дальше, на Тмутаракань. Век назад в этом месте Олег Гориславич Черниговский, дед Игоря, посек большую орду половцев, шедшую к Сейму, и воздвиг на кургане каменный столп с орлом — в память о победе и как знак своей мощи. Грозный орел на порубежном шеломене стал гербом Ольговичей. Но щитом от поля не стал…

Ближайший к шеломене лесок выходил на увал клином. Старые дубы тут стояли просторно на чистых полянках; опушка же заросла ракитником, степной вишней, крапивой…

Половец ждал в самой гущине, коротко забрав повод и держа наготове аркан. В свою очередь, за половцем следили русские сторожа во главе с княжеским конюшим Иваном Беглюком. Они притаились в глубине леска, за такими же густыми, как на опушке, кустами. В одном месте эти кусты расступались, и за ними желтела вся в цветах одуванчика ровная луговина. Дальше зеленой стеной поднималась поросль.

Половец давно заметил опасность, но вида не подал. Уйти он мог в любой момент полем, где раскормленным за зиму коням русских не под силу тягаться с его сухотелой кобылой. Но уходить он решил с добычей. Случай дарит ему знатного русича, боярина Дмитрия Трубчевского — песнотворца и ближайшего друга князя Игоря. Славу на всю степь и щедрую милость всесильного хана Кончака принесет молодому воину эта добыча!..

Косясь на опасные кусты, половец терпеливо ждал. Он знал: русским в засаде не видно, что делается на поле. Когда всадник на белом иноходце, обходя курган, стал быстро приближаться к опушке, степняк отпустил повод, и его рыжая кобыла пошла навстречу тихо, как волчица, — не дрогнула ветка, не треснул под некованым копытом сучок… Но вдруг половец осадил кобылу и потянулся к вишеннику, точно привлеченный его снежным, рясным цветом. Он с тревогой увидел, что к кургану — туда, где стоял вороной, — подскакало десятка два княжеских телохранителей, а с ними — сам дворский[1] Ноздреча! Он знал этого старика, почти карлика, с нечеловечески широкими плечами и белой бородищей во всю грудь — дядьку[2] и наставника Игоря в ратных делах. Вся степь уже много лет охотится за ним. А с прошлой весны Кончай дает любой табун только за бороду воеводы! Еще бы! Ведь Ноздреча заарканил самого Кобяка— грозу Приднепровья! Овлур тогда был на реке Орели и видел, как страшный коротышка исторг непобедимого батыра прямо из-за спин его лучших всадников! Теперь старший и любимый брат Повелителя степи томится в киевской темнице, у Великого князя Святослава…

С усмешкой наблюдая, как ненавистный воевода неуклюже и долго, с помощью двух кметов, слезает с коня, половец, случайно взглянув на гребень увала, заметил, что там быстро вырастает черный, голый лес копий, сверкая стальными остриями в бьющих уже понизу лучах солнца; потом заискрилось золотое шитье плывущих низко, надутых ветром желтых и черных хоругвей, заблестели шлемы, показались красные щиты… Подходила Игорева конница. Полк правой руки, шедший по ту сторону кургана, уже спускался к реке, перегораживая поле…

Степняк отпустил ветку вишенника и повернул в лес — прямо к желтой луговине. Ехал он, как и прежде, медленно и словно бы даже начал подремывать, бросив поводья. Кобыла, взмахивая головой, шла вольным шагом. Когда же до луговины осталось шагов двадцать, половец внезапно взвыл, скользнул с седла набок, обхватив руками шею лошади, а та, сделав громадный скачок, стрелой пошла вперед. Справа, из-за куста, вылетел аркан. Петля, хлестнув в воздухе, упала в траву.

— Гони! Гони! — тотчас же закричало несколько человек.

Первым, на чалом коне, выбрался из кустов босой и простоволосый, но в дорогой кольчуге бородач — Петрила из Ромен, лучший на Северщине бронник. Величался он так потому, что был родом из переяславльского городка Ромен на Суле, испокон славного мастерами оружейного дела. Долгие годы Петрила промаялся в полоне у Гзы Бурновича — одноглазого хана донецких половцев. Жил в Изюме, в Шурукани, кочевал с вежами и степь до самого великого Дона узнал, что свои темные ладони. Потому Игорь Святославич и велел конюшему взять его из полка «меньших людей» проводником в сторожа, куда отряжал только своих отборных дружинников — кметов…

Подгоняя пятками тяжелого коня, бронник скакал, высоко подняв окованную железом палицу. Перед подлеском половец оглянулся, смеясь помахал бородачу войлочной шляпой, как бы желая удачи, и нырнул в зеленый сумрак