Наталья Максимовна Давыдова

Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве

I

В двадцатых числах июля 1919 года на Ефремовском вокзале города Ельца из вагона вышел невысокий стройный человек средних лет в кожаной тужурке с вещмешком за спиной. Это был Александр Александрович Вернишев, назначенный сюда комиссаром 42-го запасного пехотного батальона 13-й армии.

Моросил дождь. После вагонной духоты и давки было даже хорошо, дождь освежал. Александр вздохнул наконец полной грудью, подкрутил усы и двинулся вверх по горе. Вид города изумил его.

В те дни, когда он получал свое назначение, главнокомандующий вооруженными силами на Юге России генерал-лейтенант Деникин издал приказ, названный «Московской директивой».

«Вооруженные силы Юга России, разбив армию противника, овладели Царицыном, очистили Донскую область, Крым и значительную часть губерний - Воронежской, Екатеринославской и Харьковской.

Имея конечной целью захват сердца России - Москвы, приказываю...»

Ситуация была серьезной. 3 и 4 июля, сразу же как только «директива» стала известна в Москве, собрался пленум ЦК РКП (б), обсудивший вопросы, которые встали перед страной в связи с началом похода белых армий на Москву.

Все на борьбу с Деникиным!!!

Таков был ответ Ленина.

Тем не менее деникинские части пока что примерно в двухстах верстах от Ельца, и продвижения на этом фронте у них нет, наше контрнаступление только намечается, генерал Мамонтов в станице Урютшнской лишь готовит свои шесть тысяч сабель и три тысячи штыков к рейду по тылам красных. Короче, боевые действия не слишком активны.

И Елец живет своей жизнью, В мещанских садах зреют яблоки, сливы и груши. Поспела малина, вишня, смородина и медовый крыжовник. Запах яблок отнюдь не исчез еще из елецких усадеб, в кладовых и чуланах можно найти бутыли с домашним вином, а в городе есть сахар, по дворам варится варенье, город пропах этими сладкими запахами детства. В полях вокруг Ельца подымается пшеница, а в окрестных лесах пошли грибы. Город варит, сушит, солит, маринует. Кое-кто уже копает картошку. В огородах лук, чеснок, горох, артишоки, салат, подсолнухи. Почти возле каждого дома ульи. У многих куры, свиньи, блеют овцы и козы, мычат коровы. В Петрограде о пшенной каше мечтали, здесь, случается, пекут и пироги. Жизнь бурная, но, вместе с тем, естественная, при земле. Для тех, кто в Ельце - свой. Чужим хуже, а их немало. Вокзал забит до отказа, как все вокзалы войны, на улицах толпы народу, явно пришлого, приезжего. Но тут важно что? Большинство прибыло сюда именно подкормиться и привезти хоть что-нибудь голодной своей семье. На лицах написана надежда. Елец - это большой базар, рынок, где можно купить, выменять, украсть.

В Петрограде к осени этого года цена коробка спичек доходила до 75 рублей, фунта масла - до 3 тысяч, одна свеча стоила 400-500 рублей, сахару не было совсем. В Ельце же коробок спичек стоил около рубля.

Елец построен из белого камня. Белым камнем вымощены улицы, из белых тесаных глыб сложены фундаменты крепких домов, свободно и широко поставленных. Глухие заборы, похожие на крепостные стены, могучие ворота. На окнах ставни, зачастую сами окна смотрят внутрь, дома к улице повернуты «спиной». Частная жизнь горожанина скрыта от посторонних глаз, как и его хозяйство, видны только шапки деревьев в саду. И у каждого дома лабаз, сам дом как лабаз. Ширь, мощь, порядок, неприступность. От щедрот своих давал Елец прибежище бездомным, сирым и убогим, беглым и странникам. «Елец - всем ворам отец», а рядом «Ливны - всем ворам дивны».

Идя пешком в штаб батальона, немного плутая, проходя запущенным садом, с его огромными деревьями и. разметавшимися кустами, потерявшими былое парковое благоразумие, с цветниками и клумбами, где среди сплошной травы мерещились розы и азалии, шалея от этого сада и не соображая толком, что перед ним, - хотя отец лесничий и учил его разбираться в деревьях и травах, он, увы, этому так и не выучился, - уже в этот первый елецкий час Александр вдруг необычайно остро почувствовал, понял, что этот город притягивает его к себе, что он должен был очутиться здесь, что это, быть может, главный город в его жизни.

В каком-то проулке возле забора он увидел среди травы сливы, мраморные, матово-сизые, поднял несколько штук, обтер платком, который ухитрялся сохранять чистым, и съел. Мякоть успела забродить, они не походили на те, южные крупные сливы, которые он ел в детстве, он опьянел от их терпкого винного вкуса. Попросту был голоден. Когда подходил по главной аллее к фонтану, его качало.

Он сделал еще несколько шагов и услышал хриплые медные звуки, еще не вполне понимая, что это такое. А еще через мгновение понял - заиграл оркестр в раковине. При его приближении? Навстречу ему?

Он отчасти утратил представление о реальности, увидел Головинский проспект в Тифлисе, где вырос, увидел свою отроческую мечту-идеал Манюню Эрленвейн в соломенной шляпке с бантом, всегда жизнерадостную, всегда окруженную сонмом поклонников, увидел свою прелестную мачеху Ольгу Емельяновну, энергичного дядю Христофора и, наконец, баловня судьбы, энглизированного кузена Сашеньку Патваканова...

Усилием воли он заставил себя очнуться. Перед ним на веранде с выбитыми стеклами кружилось в вальсе несколько пар - молодые ребята красноармейцы и елецкие невесты, сохранившие всю свою уездную привлекательность и кое-что из сундуков с приданым.

Мы тоже знакомимся с Ельцом 1919 года. Открываем подшивку елецкой газеты «Соха и молот» за те числа, когда Александр вошел в город.

Воззвания. Объявления:

«Граждане! Проникнитесь сознанием, что сейчас самое горячее время, что все должны идти работать в поле. Каждый сноп, каждое обработанное вами зернышко пойдёт на питание вашего желудка. Ни одной минуты промедления! Приступим же к работе все, кто любит кушать».

«Отец! Если твой сын дезертировал из Красной Армии, заставь его поскорее вернуться в ряды. Если он не вернется в течение этой недели, пощады не будет ни тебе, ни ему!» В суде слушаются дела: «1. По обвинению нескольких граждан в нанесений тяжких побоев председателю Стрелецкого сельского продкомитета. 2. По обвинению А. А. Цыцкиной в нанесении ею дерзких слов в адрес советских работников. 3. По обвинению четырех в избиении и зарытии живым в могилу гр. Кокошкина».

20 июля инструктор по школьному подотделу Щекин-Кротов должен прочесть лекцию о Тургеневе и Достоевском.

В бывшем Семейном саду Народный театр ставит