class="p1">У одного, изможденного, с проваленными щеками и висками, металось в глазах тревожное пламя: у него остались в Балашихе голодные дети. Голодные дети бродили и плакали по всей России, его глаза видели это и уши слышали. Он беспокоился об одном, не обманут ли детей. Вообще-то сейчас он был близок к истерике, мог сорваться, и Дьякова посматривала на него с тревогой.

Поляков стал преувеличенно строго пенять Шилову за пораженческие настроения. По его словам выходило, что дела на Южфронте идут блестяще, деникинское наступление эфемерно, батальон никогда не будет двину#т на передовые позиции и останется в Ельце чуть ли не навечно. Мольтке на месте Шилова бросил бы все свои полки на помощь ему, Полякову, и напрасно товарищи полагают, что он, Поляков, озабочен только тем, как выполнить свое служебное задание, а по выполнении его немедля отсюда уедет. Последнее было обращено не столько к товарищам, сколько к Дьяковой.

Эту речь Дьякова не приняла и, чтобы уйти от сложных вопросов экспедиции Полякова в здешние края, предложила подумать об ужине.

- Тем более что комиссар у нас голодный, - сказала она.

Шилов, обрадованный возможностью прервать разговор, изображая хлопотливого дядьку-унтера, тут же удалился отдавать распоряжения.

Появился здоровенный котел каши, лук, огурцы и даже бутыль самогона. Однако оба военспеца ужинать отказались, ссылаясь на то, что их ждут друзья - актеры. Дьякова напутствовала: «Передайте от меня поклон Николаю Николаевичу... Это наша знаменитость - актер-режиссер Воронов-Вронский», - пояснила она-комиссару.

Выпили, поели, но разговор сделался еще напряженней. Дела в Ельце и уезде были не хороши. В прошлом году чрезвычайный уполномоченный нарком земледелия Середа действовал в военно-приказном порядке. Новых хлебозаготовок страшились. Но сейчас заготовки и вообще были под угрозой срыва, поскольку пошли дожди, так что ждали погоду. Ребята из ЧК были уверены, что в уезде зреет кулацкое восстание. Концов не могли найти, но, похоже, что-то готовилось. Настроения в уезде были смутные. Порой какой-то мужик кричал продотрядовцам: «Кончается ваша власть! Недолго осталось!» Другие сокрушались: «Для белых урожай собираем». Обыватель был уверен, что к октябрю Добровольческая армия войдет в Москву. Бороться с этими слухами было трудно. Еще труднее было бороться со спекуляцией и мешочничеством, хотя за эти дела порою и стреляли на месте. Все хотели хлеба, у всех плакали дома по лавкам голодные дети, и богатый уезд был наводнен людьми, прибывшими сюда из промышленных губерний с поддельными документами или без оных, только с пустым мешком, который они надеялись увезти отсюда полным, и ради этого зачастую готовы были на все. Бандитизм процветал. Нерасторопного заготовителя спихивали с подножки вагона позарившиеся на его мешок, такие же, как он, еще вчера честные и законопослушные граждане, у другого снимали сапоги, у третьего отнимали документы. В округе действовали несколько банд, которые затевали бои с милицией и чекистами. В прошлом месяце дважды приходилось поднимать батальон в ружье на помощь отряду ЧК, пытавшемуся окружить одну из таких банд у станции Извалы, в двадцати с лишним верстах от Ельца. Трех человек потеряли убитыми. В городе тоже было тревожно. Обчистили несколько домов, лавок, продовольственных складов, а три дня назад в собственном доме был застрелен некто Силантьев, личность в Ельце заметная. Пострадали и двое домочадцев.

Собравшиеся пришли в возбуждение и, перебивая друг друга, живописали чудеса, которые творились в Ельце.

Бандитизм еще ладно: Елец всегда был разбойничьим гнездом, и здесь этим даже гордились. Но елецкое честолюбие простирается дальше. Ельчане мечтали о собственной республике. Год назад решили, что время приспело. Образовали свой Совнарком. Назначили народных комиссаров - военного, финансового, труда, почты, телеграфа и телефона, просвещения, юстиции. Написали Елецкую конституцию. Собирались учредить свою валютную систему. Власть оставалась Советской. Во главе Совнаркома стоял наш человек, большевик, но кое-кто всерьез считал, что это ненадолго, один поворот. - и можно будет отделяться от Москвы. Господин Великий Новгород не давал им покоя! Своя Марфа Посадница тоже имелась! И правильно, где же таким и родиться, как не на здешних тучных нивах? Они хозяева, торговали со всей Европой, выходили на мировой хлебный рынок. Они дали своим детям образование - кулацкие отпрыски учились в германских университетах. Ясно, они захотели стать министрами. Поэтому пусть комиссар не думает, что попал в уездный тихий городок. Черта с два, политические страсти здесь бушевали. Тут сшибались все российские партии и течения - кадеты, октябристы, не говоря уже об эсерах и анархистах. Да, город не так и велик в сравнении со столицами, и все обо всех знают все, но никто ничего никогда не расскажет. Круговая порука, уходящая корнями в разбойничье прошлое...

- Вот не ожидал, представлял себе по-другому! - сказал Александр. - Теперь, согласно революционной этике, мой черед рассказать о себе, чтоб вы знали, кто я и откуда. Я родился 29 августа, по старому стилю, 1879 года в Петербурге...

...в Петербурге. Но потом до двадцати двух лет жил на Кавказе. Там впервые приобщился к революционной работе - в Баку и Тифлисе. Был знаком и связан со многими - Енукидзе, Фаро и Богданом Кнунянцами, Красиным, Бекзадяном. В 1903 году поступил в Петербургский университет, стал членом студенческой организации РСДРП. Первые аресты. Высылка на Кавказ. Жил под надзором. Участвовал в событиях 1905 года в Петербурге. В 1909 году вновь был арестован, провел год в «Крестах». В 1910 году удалось закончить университет, сдал экстерном экзамены в Юрьеве. Стал помощником присяжного поверенного. Печатался в «Правде». Выполнял поручения Петроградского комитета. Революцию встретил в Петрограде. Последнее время заведовал отделом транспорта Петрокоммуны. Работал с Бадаевым. Создавал продагитотряды, организовывал продовольственные маршруты. Обратился в ЦК с просьбой послать на фронт. Направлен сюда.

Разошлись поздно. Александр решил, что идти на приготовленную для него квартиру неудобно, ночевать у кого-нибудь из новых друзей отказался и улегся на жестком черникинском диване, потом часовой посоветовал ему перебраться во двор, где под липой были оборудованы навес и лежанка с сенником.

Мирная ночь, спящий город под тихим дождем. А фронт подходит, и предстоят мучительная борьба за хлеб для голодных столиц, реквизиции, взаимное озлобление, слезы, проклятия, убийства из-за угла, и готовится восстание.

Какова роль его, Александра? Как говорили в Политотделе, его обязанность - работа с военспецами, политзанятия, ликбез, укрепление дисциплины, короче - он призван сделать батальон боеспособным. Вчерашние мобилизованные должны стать сознательными бойцами Красной Армии. Это он ясно понимает. Но он должен так же понять расстановку классовых сил в Ельце, уразуметь, что творится, постичь жизнь срединного русского города в