Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инженер объяснил, что обходчик есть, есть и патрули, но вроде их и нету. Один обходчик на тридцать верст. Справиться он, ясно, не может. Происшествия каждый день. Чаще всего, как в чеховском «Злоумышленнике»: отвернут гаечку на грузило, но бывает и похуже. Как поезда вообще еще ходят! Патруль ЧК, добавил Кандюрин, проезжает на автодрезине по участку Елец - Варгол раз в сутки. Они замеряли время, хронометрировали. Быстрее и чаще не получается. То нет керосину на заправку, то нет людей. ЧК само должно чинить то путь, то дрезину.
От Ельца подошла кукушка с двумя вагончиками для раненых. Несколько ужасных томительных часов занимались установлением личностей погибших, у многих ни документов, ни справок. Договорились создать комиссию по расследованию, каковой, собственно, уже и являлись.
Вернулись в Елец. Вермишев и Кандюрин пошли в штаб.
- Да, мы считаем, что-то готовится, - сказал Кандюрин. - Окружение крестьянское, партийцев мало, все на фронте. В ЧК тоже людей не хватает. И каждый день что-нибудь случается. Вот теперь Силантьева убили.
- Я видел вчера похороны, - сказал Александр.
- С этим делом тебя буду просить, помоги. Посоветуй.
- Рассказывай.
- Три дня назад, под вечер, на Либкнехта, бывшей Архангельской, в собственном доме застрелили. Кто он был? Елецкий богач, хлебопромышленник, фабрикант. Григорий Никитич Силантьев. Держатель акций Орловского и Русско-Азиатского коммерческих банков. Это в прошлом. Ну в- настоящем что-то он, допустим, сохранил. Однако его убили, но не ограбили. В городе болтают, что сторожил добро, потому и не уходил. Жену и дочь отправил за границу, а сам сидел. Золото зарыл в горшках. Но это бабий базар. У него капиталы в швейцарском банке зарыты... Родня, приживалы его были дома, по улицам гулял народ. Трое пришли как комиссия из Совдепа для обмера помещения в целях уплотнения, подселить беженцев. Их тут девать некуда. Прошли сразу к хозяину. Первым на выстрел выскочил племянник, его - в упор. Бабушка старенькая попалась во дворе, богомолка, - ударили ножом. Вскочили в пролетку, дали несколько выстрелов вдоль по улице и укатили. В доме телефон, нам позвонили минуты через три. Мы прибежали быстро - Соборная рядом. Еще три минуты пока привели лошадей, завели мотор. Направление взяли, верст десять отмахали-и впустую... Вот тут есть один документик, у Силантьева нашли, погляди.
«...Моя заветная мечта, - читал Александр, - высшее учебное заведение. Давно в моей душе встали два вопроса, крепких и неразрушимых как гранит, быть или не быть. В 1913 году я поехал в Москву держать экзамен в университет, но, поднимаясь по лестнице, упал, ударился о край чугунных перил, повредил челюсть. Экзамен пропал. Казалось, что сам сатана не мог придумать лучше. Я чуть не покончил с собой. Но тут началась война, и меня забрали на фронт. Там, в далеких окопах, под неумолкаемую трескотню пулеметов и грохот орудий я стал автоматически жить... Я ничего не сознавал, жил как в тумане, похоронил все надежды, желания и цели. Но вот кровавая война кончилась, и я, хоть и раненый, но живой, вернувшись к своей мечте, сказал себе: сделаем последнюю ставку, испытаем судьбу, увидим, да или нет. Если нет, я ухожу из жизни. Я обращаюсь к Вам с убедительнейшей просьбой выдать мне 50 тысяч рублей, которые мне необходимы, чтобы осуществить мечту о высшем образовании. Мне посоветовал один замечательный человек: «Идите к Григорию Никитичу. И если вам Удастся объяснить ему всю вашу жизнь, то он может сделать все, что только необходимо для образования». Получив его, я буду работать, я буду строить роскошные дворцы, в которых будут жить дети. Я вам ничего не могу дать в залог, кроме самого себя, берите мою душу, всего меня, я ваш с ног до головы. Я пойду к знакомому китайцу и велю ему вырезать на моей груди ваше имя. Я достану ваш портрет, с него сделаю снимок на свою грудь посредством татуировки. Поймите, что если просьба моя исполнена не будет, вас ожидает смерть. Она для вас уже здесь, в этих страницах письма. В любую минуту, куда бы вы ни шли, вы не можете брать с собой конвой для охраны, я могу выбрать момент, в который можно было бы всадить вам пулю в висок. Вторую пулю я всажу в висок себе. Я утащу вас с собой на тот свет, в самые лапы дьявола. Никакая в мире охрана, ЧК, все что угодно, вас не спасут. Вас не спасут никакие силы неба и ада. Мы погибнем. Я приобретаю над Вашей жизнью полное право господства ценою своей жизни. Требуемую сумму денег - лучше в виде золота и драгоценностей - положите под большой камень на Галичьей горе в соответствии с нарисованной схемой не позднее чем в 12 часов пополудни 5 июля. Эта сумма Вас не разорит, я жду одного из двух: ареста или же того, от чего вырву душу и брошу к Вашим ногам».
По мере того как Александр читал, Кандюрин все более хмурился.
- Вот что это за город! - закричал он, едва Александр дочитал. - Думают, что фронт еще там, а он здесь, здесь. Ты любовался садами? Да, сады хорошие, земля богатая. Она-то всему и причиной. Здесь в каждом саду, если копнуть, зарыт пулемет, на каждом чердаке - оружие. Ждут только деникинского сигнала. В том, что существует заговор, я убежден. А что если Деникин подойдет сюда на двадцать верст?! Мы должны быть готовы ко всему. Силантьев, конечно, был связан с Антантой Силантьева нет. Окружение его осталось.
- Убийство явно политическое, - отозвался Александр. - Слишком много знал, опасались, что выдаст, или власть не поделили.
- Шкуру неубитого медведя они не поделили, - усмехнулся Кандюрин. - С Силантьевым было и наше упущение. Сняли наружное наблюдение, и вот тебе пожалуйста.
- Наверно, если потянуть за эту ниточку, можно надеяться вытащить весь заговор, - подытожил Александр.
За стеной раздался грохот. Александр понял, что рухнула со стола и разлетелась на мелкие части пишмашинка системы «Адлер».
- Это Василий, Васятка, - улыбнулся Кандюрин. - Вестовой. Мальчишка беспризорничал, Аня Дьякова пристроила его в батальон. Душой предан революции. Детства не видел, зато юность ему досталась боевая.
В соседней комнате на полу ползал парнишка. Увидя командиров, встал. На полу еще дрожали какие-то пружинки.
- Ты что же натворил?! - принял грозный вид Кандюрин.
- Ничего, - сказал Александр. - Мы