— Давай зайдем куда-нибудь погреться, — предложила Изольда, когда ветер с Финского залива задул с новой силой, а дождь, ледяной и мерзкий даже для Питера, стал невыносимым. — Тут на Ваське есть одна недорогая кофейня…

Инна не сразу догадалась, что Васька на питерском сленге — Васильевский остров. Наконец поняла, улыбнулась и запоздало кивнула.

В небольшой комнатке стояли столики с пластиковым верхом и стулья на железных ножках — такие дешевенькие и потрепанные, словно и не было двадцати лет бурных рыночных реформ. В подобные питерские кафешки Инка и Галка, старшая Изольдина дочь, закатывались в конце восьмидесятых, чтобы обсудить без помех свои сердечные проблемы. Вот и нынче здесь можно было поболтать без свидетелей: кроме Инны с Изольдой и барменши, в кафе больше никого. В такую скверную погоду даже закаленные питерцы прячутся по домам. Что уж говорить о туристах, которые подобные демократичные заведения и вовсе игнорируют: бедновато, да и далеко от глянцевых имперских красот.

Инна заказала кофе для себя, зеленый чай для Изольды и по порции блинчиков с клубничным вареньем для каждой. Дамы ждали заказ, исподволь поглядывая друг на друга. Инна заметила: их общение за последние годы постепенно, неуловимо изменилось. Внезапно все поняла и порывисто метнулась к барной стойке — вроде бы по делу, а на самом деле для того, чтобы Изольда не раскусила ее догадку. Все было слишком просто. И слишком грустно. Теперь ей не надо было выпрямлять, как прежде, в присутствии Изольды спину, втягивать живот, пытаться улыбнуться так же, как она, поправлять похожим жестом волосы — словом, Инна больше не боялась, что их будут сравнивать. Прежняя Изольда, похожая на Катрин Денев, навсегда осталась в памяти. А нынче на Инну смотрела приятного вида старушка в маленьком темно-сером, типично ленинградском беретике и скромном плащевом пальтишке мышиного цвета. «Бабушка Ольга», — мелькнула в голове нелепая мысль, которую Инна тут же прогнала (бабушка Ольга, мать Изольды, уже лет двадцать спала вечным сном на одном из старых питерских кладбищ!), и, чтобы поскорее вернуться к реальности, Инна отхлебнула горячего кофе.

В полумраке младшая женщина опять исподволь взглянула на старшую… Мурашки побежали по ее спине. Магические силы, замешанные на тяжелом петербургском тумане, который не первое столетие дурманит голову здешним сочинителям, музыкантам и живописцам, внезапно пришли в движение… Облик собеседницы стал меняться на глазах. Словно Изольда отхлебнула не совковой бурды, гордо именуемой кофе, а какого-то магического напитка, способного, пусть ненадолго, вернуть молодость. Испила питерского «средства Макропулоса». Щеки порозовели, правильные черты лица проступили четче, а морщины, напротив, почти исчезли. «Пожалуй, у нынешней Катрин Денев из-за всех ее пластических операций уже не бывает такой улыбки», — подумала Инна. Ей почудилось, что знакомое с детства лицо Изольды вдруг приняло иное, чужое, незнакомое выражение. Как будто на нем отпечаталась очередная петербургская тайна, замешанная на этом трехсотлетнем тумане и болотной сырости. Рука Инны дрогнула, и по белоснежной скатерти растеклось большое коричневое пятно…

— Да что это мы все про меня, да про меня, — спохватилась Изольда. — Тебе, наверное, мои грустноватые эмигрантские байки малоинтересны. Ты ведь и сама поездила, повидала наших за границей. Там, на Западе, как ты догадываешься, все не так замечательно, особенно у эмигрантов, хотя здесь они, то есть мы, рассказываем совсем-совсем другое…

— Да уж, и вправду повидала. А уж послушала… В Венеции, возле площади Сан-Марко, наши эмигрантки-уборщицы награждали друг дружку такими виртуозными матюками, что у венецианского льва хвост колечком завернулся. Стоило ради этого ехать в Италию! — проворчала Инна, разрезая второй блинчик, уже изрядно остывший.

— И правда, соотечественники расползлись по свету, как тараканы, никого теперь русской речью не удивишь, напротив, нынче обслуга везде русский учит, — улыбнулась Изольда и попросила: — Теперь ты, Инночка, расскажи, что привело тебя в Питер в эту промозглую пору. Я знаю, сейчас ты скажешь, что хотела со мной повидаться, это правда, я очень тронута, и все же… Позволь не поверить. Что-то ты, милая, не договариваешь. Про какую Пиковую даму ты по телефону толковала?

Стараясь не увязнуть в подробностях, Инна поведала Изольде про цель своего приезда.

Вообще-то она прибыла в Питер не только ради встречи с любимой тетушкой, эмигрировавшей волею судеб и дочерей несколько лет назад в Германию. Если честно, цель «краткого рабочего визита» Инны была весьма корыстной. Ее давнишний приятель Сергей Бурмистров, обаятельный бездельник и обормот, склонный к разным дурацким авантюрам, которые в лучшем случае заканчивались ничем, а в худшем — полным провалом и денежным крахом, поведал ей за чашечкой кофе про некую пожилую даму из Санкт-Петербурга. Мол, весьма обеспеченная старушенция мечтает издать мемуары, однако, как говорится, ни ухом ни рылом… А точнее, ни пером, ни компьютером — ничем в должной мере не владеет, поэтому ищет «негра». А еще лучше — «негритянку». Цена, как говорится, договорная. Главное, не продешевить, поскольку старушенция весьма богата. Инна насторожилась. Вот это да! Наконец-то Фортуна повернулась к ней лицом, а не своим обычным местом. Удача впервые сама плывет в руки! И главное, работа непыльная и простая до тупости. Сиди себе, слушай вполуха амбициозное бормотание старухи, записывай на диктофон. А потом лепи из ее россказней что-то более или менее удобоваримое, по крайней мере логически связанное. Между тем ответственности никакой: тираж книженции крошечный, предназначен на подарки своим. Главное, чтобы авторше труд понравился. Как говорится, кто заказывает музыку… Впрочем, угодить заказчице мемуаров — дело нехитрое: как можно больше выпячивай ее роль в истории, а значение остальных участников сей старомодной пьесы под названием «Жизнь одной дамы», наоборот, старательно затушевывай. Вот и весь рецепт сомнительного творческого супчика. Видали мы, и не раз, таких богатеньких старушек! Мечтают купить билет в вечность, словно в бизнес-класс авиалайнера, летящего на Канары! Вспоминают эпизоды собственной драгоценной жизни со всеми бесконечными скучнейшими подробностями. Так и подмывает шепнуть: мол, пустые хлопоты, матушка, билет-то в вечность выписывается совсем другим ведомством. Туда ни бойким писакам, ни чиновникам даже самого высокого ранга ходу нет. В небесной канцелярии действительны иные законы и, возможно, другие льготные списки…

И пусть себе такие бабульки заблуждаются как можно чаще — на благо нам, продажным писакам! — цинично решила Инна. Общаться с наивными, преисполненными собственной значимости воспоминателями — сплошное удовольствие. Чай с тортом, сувениры с курортов, машина с водителем, если понадобится. Правда, есть одно но, с лихвой перекрывающее все плюсы. Когда дело доходит до расплаты, все богатенькие буратины без исключения оказываются на удивление скупы. Так что главный закон в деле написания заказных мемуаров прост, как таблица умножения: без аванса — ни строчки. А рукопись — только в обмен на гонорар. Из рук в руки.