Я забуду тебя? Если вижу во сне и мечтаю весь день наяву?

Если всем исступленьем поэта служу лишь тебе, моему божеству?

Если, стоит расстаться, молю Небеса, чтоб тебя сберегли от беды,

Если тысячу раз каждый день, каждый час мне являешься ты?

Если будущее без тебя для меня словно тьмою покрыто —

Если все это значит забыть – то, конечно, ты будешь забыта!

Я забуду тебя? Но скорее все птицы забудут мотив своей трели живой!

Я забуду тебя? Но скорее волна позабудет идти за луной,

Нет, скорее цветы на заре позабудут пить свежесть росы,

Или ты позабудешь родной стороны красоту и язык,

Синеву ее гор, все знакомые лица, все реки, ручьи и ракиты.

Вот когда ты забудешь все это – тогда только будешь забыта!

Коли хочешь, храни свой девичий святой, безмятежный покой.

Я себе не прощу, если сердце твое омрачу своей мукой немой,

Но пока это сердце свободно – клянусь! – что мое неизменным пребудет,

Лишь позволь ему верить в любовь и надеяться кротко на чудо.

Если ж счастье мне не суждено и душа моя будет разбита,

Вот тогда ты меня позабудь – но не верь, что быть можешь забыта!

Джон Моултри[1]

Локеш снова стоял за толстым оконным стеклом своего мумбайского пентхауса и тщетно боролся с диким бешенством, медленно разливавшимся по венам. В лагере байга все прошло не так, как он задумал. Даже дикари в решающий момент оказались слабыми и вероломными. Да, он пленил Дирена, белого принца-тигра, и отнял у девчонки бесценный фрагмент амулета Дамона, однако не смог завершить то, что начал.

Он сделал глубокий вдох, чтобы утихомирить свою ярость, сложил пальцы щепотью и задумчиво забарабанил по нижней губе, погрузившись в воспоминания о недавней битве. «Они обладают особым оружием. Мои люди уже выяснили, что это оружие имеет какое-то отношение к Дурге. Да-да, там использована могучая древняя магия, не имеющая ничего общего с жалким колдовством дикарей».

Магия была орудием, особым даром, пользоваться которым могли лишь те, у кого хватит на это ума и смекалки. Ирония мироздания заключалась в том, что стремились к тому немногие, а добиться успеха удалось считанным единицам. Локеш относился к их числу и был готов использовать магию для обретения еще большей власти. Многие считали его злодеем. Сам он не верил ни в добро, ни в зло – он верил в силу и бессилие. И был полон решимости навсегда остаться среди сильных.

«Но почему Дурга? Что, если богиня образом направляет их?»

Он не верил в богов точно так же, как не верил в добро и зло. Вера была орудием, удобным способом держать в подчинении безмозглых рабов, отказавшихся использовать даже те крохи разума, которыми их наделили при рождении. Верующие сидели по домам, рыдали и молились, уповая на божественную помощь, которая, как известно, никогда и ни к кому не придет.

«Умный человек берет ситуацию в свои руки». Локеш нахмурился, вспомнив, что девчонка все-таки от него ускользнула. Наверняка вообразила, будто он сбежал! Локеш послал в джунгли подкрепление, но эти идиоты вернулись с пустыми руками. Командный центр оказался разрушен. Данные с фото– и видеокамер отсутствуют. Байга, тигр и девчонка бесследно исчезли. Все это в высшей степени… неприятно.

Звякнул колокольчик, в комнату вошел помощник. Локеш молча выслушал сбивчивые объяснения. Оказывается, нашлось следящее устройство, которое он вживил под шкуру тигру. Помощник раскрыл трясущуюся ладонь и выронил на стол расплющенные осколки. Не говоря ни слова, Локеш взял остатки устройства и, воззвав к силе амулета, вышвырнул извивавшегося от ужаса помощника из окна шестидесятого этажа. Несколько мгновений он слушал вопли несчастного, пролетавшего этаж за этажом. Когда помощник подлетел к земле, Локеш шепнул несколько слов, после чего твердь расступилась и похоронила бедолагу живьем.

Устранив досадную помеху, он вытащил из кармана с таким трудом завоеванный трофей. Ветер дул в разбитое окно лучи солнца, высоко стоявшего над суматошным перенаселенным городом, вспыхнули на четвертом фрагменте амулета. Скоро, очень скоро он соберет вместе все элементы и тогда наконец сможет завершить то, о чем мечтал с тех пор, как узнал о существовании сокровища. Единый амулет превратит его в нечто новое… в нечто большее. В нечто… более совершенное. Он намеренно откладывал миг торжества, ибо предвкушение доставляло ему едва ли не большее удовольствие, чем победа, – но время пришло.

Пора.

Электрический разряд наслаждения пробежал по его жилам, когда он коснулся четвертого фрагмента своей бесценной коллекции.

Но… это оказался не тот фрагмент.

Локеш вертел и крутил его, но он никак не соединялся с остальными. «В чем дело? Почему? Я сам сорвал его с шеи девчонки в лагере байга. Этот амулет был на ней в обоих моих видениях!»

Перед глазами заколыхалась тяжелая пелена ненависти. Скрипнув зубами, он раскрошил в кулаке жалкую подделку, а когда крошки просыпались между пальцев, каждая клеточка тела взорвалась ослепительной вспышкой гнева и с пальцев чародея сорвались голубые молнии.

Волны ярости захлестывали разум, бились под кожей. Не имея возможности дать ей выход, Локеш стиснул кулаки и подавил бушующую в нем силу. «Девчонка перехитрила меня!»

Подумав о Келси Хайес, он вспомнил ту, из глубокого прошлого, – прекрасную Дэчень, мать тигров. О, то была женщина, полная огня! В отличие от собственной жены, которую он убил, когда она родила ему никчемную дочь, Джесубай. Он хотел сына. Наследника. Они управляли бы с ним всем миром.

Пережив горькое разочарование, которое принесло рождение дочери, Локеш придумал новый план – убить Раджарама и взять в жены царицу Дэчень. Он с удовольствием думал о том, как приятно сломить ее дух. Это был бы захватывающий поединок.

С тех пор много воды утекло. Дэчень давно умерла, но зато ее тигры привели к нему Келси. Это больше того, чего он ожидал. Гораздо больше. Что-то бурлило и кипело у него в мозгу, а мысли набухали и лопались, как ядовитые пузыри над болотной ряской, но наконец неистовая решимость сгустилась до мрачного, сводящего с ума желания.

Келси наделена той же пламенной храбростью, какой обладала Дэчень, а отнять ее у потомков Раджарама – ни с чем не сравнимое, изысканное удовольствие! Локеш испытал острое желание вновь коснуться пальцами ее нежной кожи. Как приятно будет приставить нож к ее телу… Задержавшись на этой мысли, Локеш провел пальцем по острому краю разбитого оконного стекла. Пожалуй, он даже сохранит тиграм жизнь, чтобы сполна насладиться их страданиями. «Да… Посадить в клетку принцессу и заставить тигров смотреть, как я покоряю ее своей воле, – о, как это приятно! Особенно после всего… Слишком долго. Я ждал слишком долго».