Я взяла его руку и внимательно осмотрела. На ней не было даже следа вживления чипа. Рен быстро переплел свои пальцы с моими. Я вспыхнула, а он провел костяшками пальцев по моей щеке, и мое лицо запылало еще сильнее.

– Ты покраснела.

– Знаю. Извини.

– За что? Это… тебе идет.

Я замерла, наблюдая за его лицом, пока он разглядывал меня. Вот он поднял руку и коснулся моих волос. Провел пальцами по выбившейся прядке. Я затаила дыхание, и Рен сделал то же самое – правда, по другой причине. Капелька пота скатилась с его лба по виску, когда он отпрянул назад.

– Ты… в порядке?

Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох:

– Мне… плохо, когда я дотрагиваюсь до тебя.

– Тогда не дотрагивайся.

– Но я должен через это пройти. Должен преодолеть. Дай мне свою руку.

Я положила свою правую кисть на его ладонь, он накрыл ее своей левой рукой. Закрыл глаза, замер на целую минуту. Я почувствовала, что его рука слегка дрожит. Наконец он отстранился и отпустил меня.

– Тебе пора превращаться в тигра?

– Нет, у меня еще есть время. Ты же знаешь, теперь я могу оставаться человеком ровно двенадцать часов.

– Тогда в чем дело? Почему ты дрожишь?

– Не знаю. Стоит мне прикоснуться к тебе, как меня словно обжигает изнутри. Желудок сжимается, перед глазами все плывет, а в голове начинает пульсировать.

– Тогда пересядь вон туда. – Я показала ему на диванчик.

Но Рен упрямо уселся на пол возле моей кровати, поджал колени к груди и уперся в них локтями.

– Так лучше? – спросила я.

– Угу. Жжение прошло, остались только головная боль, муть перед глазами и спазмы в желудке.

– А с тобой такое бывает в другой части дома?

– Нет, такую дикую боль вызывает только прикосновение к тебе. Видеть или слышать тебя мне тоже неприятно, но не так сильно. Если ты сидишь достаточно далеко от меня, я испытываю лишь слабое недомогание. Впрочем, ощущения тоже неприятные, мне приходится подавлять желание встать и уйти. Но держать тебя за руку или дотронуться до твоего лица – это все равно что держать на ладони раскаленные угли!

– Но ведь когда ты только вернулся и мы с тобой разговаривали, ты положил мою ступню себе на колени. Разве тогда тебе не было больно?

– Если помнишь, твоя нога лежала на подушке. Я дотронулся до нее всего на секунду, к тому же у меня так болело все тело, что дополнительные ощущения значения не имели.

– Ладно, давай проверим! Встань возле двери в ванную, а я отойду в дальний угол комнаты.

Он повиновался.

– Так, теперь отвечай: что ты чувствуешь?

– Желание уйти. Сначала стало немного лучше, но чем дольше я здесь нахожусь, тем сильнее ощущается дискомфорт.

– Скажи, а желание уйти, оно на что похоже? Это паника, когда нужно удирать со всех ног, спасая свою жизнь?

– Нет. Это, скорее, отчаяние, жажда… Как если слишком надолго задержишь дыхание под водой. Поначалу все нормально, даже замечательно, но с каждой секундой легкие напрягаются все сильнее, разрываются от недостатка воздуха, и мне приходится напрягать все силы, чтобы не вырваться на поверхность.

– Х-м-м. Слушай, а может, у тебя просто ПТСР?

– А что это?

– Посттравматическое стрессовое расстройство. Такое состояние бывает у людей, перенесших чудовищные психологические травмы или тяжелейшие ситуации. Обычно такое встречается у ветеранов боевых действий. Помнишь, ты говорил Кишану, что когда слышишь мое имя, сразу вспоминаешь Локеша и то, как он тебя пытал, допрашивал?

– Да. Вероятно, что-то в этом есть. Но за прошедшее время я успел к тебе привыкнуть, узнать получше, поэтому больше не связываю тебя с Локешем. Я уже могу отделить свои страдания от тебя. И понимаю, что ты не виновата в том, что со мной случилось.

– И все-таки часть симптомов может объясняться этим. Может, тебе нужен врач? Не хочешь обратиться к психотерапевту?

Рен хмыкнул.

– Келси, во-первых, любой психотерапевт запрет меня в психушку, как только я скажу ему, что, вообще-то, я тигр. Во-вторых, в моей жизни были и раны, и боль, и кровавые битвы. И Локеш уже пытал меня раньше. Разумеется, мне бы ни за что на свете не хотелось пережить все это снова, но тебя я ни в чем не виню.

– Все это не значит, что ты не можешь хотя бы раз попросить о помощи!

– Я не пытаюсь корчить из себя героя, если ты об этом. Кроме того, если тебе станет от этого легче, знай: я уже обсуждал свою ситуацию с Кишаном.

Я моргнула:

– И… это помогло?

– Кишан проявил… удивительное сочувствие. Он сильно изменился за последнее время. Он сказал, что это связано с тобой. Ты хорошо на него влияешь. Это так, благодаря тебе я снова вижу того Кишана, каким он был до смерти нашей матери.

Я кивнула.

– Он хороший человек.

– Мы с ним о многом говорили. Не только о Локеше, но и о нашем прошлом. Он рассказал мне о Джесубай и о том, что вы с ним очень сблизились.

– Ой! – На какое-то жуткое мгновение я испугалась, не поделился ли Кишан с Реном чем-нибудь еще, например, своими чувствами. Я не была уверена, что хочу это обсуждать, поэтому поспешила сменить тему. – Рен, я не хочу, чтобы ты страдал и мучился, находясь рядом со мной. Может, лучше тебе меня избегать?

– Но я этого не хочу. Ты мне нравишься.

– П-правда? – переспросила я, не в силах сдержать улыбку.

– Да. Могу понять, почему я встречался с тобой, – сухо ответил он, потом сел на пол и прислонился спиной к двери ванной. – Давай посмотрим, сколько я смогу выдержать. Подойди поближе.

Я послушно сделала несколько шажков и остановилась. Он поманил меня:

– Нет. Еще ближе. Сядь на кровать.

Я села и увидела, как его лицо исказилось от боли.

– Рен, ты как?

– Все хорошо. – Он вытянул свои длинные ноги, закинул одну на другую. – Расскажи мне о нашем первом свидании.

– Ты точно этого хочешь?

– Да. Теперь терпимо.

Я незаметно отползла от края кровати, чтобы быть подальше от него, забралась под одеяло и положила на колени подушку.

– Ладно, на наше первое свидание ты заманил меня обманом.

– Как это?

– Это было сразу после того, как мы с тобой выбрались из Кишкиндхи. Свидание было в ресторане отеля.

– В ресторане? То есть это было сразу после того, как я получил шесть часов жизни в человеческом облике?

– Да. Ты об этом что-нибудь помнишь?

– Ничего, кроме того, что впервые за несколько сотен лет поужинал как человек в отличном ресторане, за красиво сервированным столом. И был… счастлив.