– Обещай мне, – прошептала Энни.

– Обещаю, – кивнул Седекия со слезами на глазах.

– Обещай, что приведешь их всех сюда, в родной дом. – Она подняла руку и коснулась его щеки. – Им нужно залечить раны.

– Приведу. Отдохни пока. – Сед прижимал ее хрупкое тело к себе, слегка покачивая.

На протяжении двух дней она время от времени теряла сознание, и каждый раз, приходя в себя, снова и снова заставляла его обещать, что он вернет ее внучек в родной пансионат у озера. Внезапно ее глаза раскрылись, и она обхватила руками его лицо.

– Ты…

По ее лицу ручьем потекли слезы.

– Знаю, Энни.

Их щеки соприкоснулись, и потоки соленых слез смешались вместе.

– Я любила тебя с тех пор, как мы были детьми. – Она сделала глубокий вдох и начала медленно выдыхать воздух.

– Ох, Энни… – начал он, но вдруг понял, что она больше не дышит.

Весь мир замер, а он все продолжал прижимать ее к себе. Одно сердце билось ровно, беззвучно раскалываясь на кусочки. Другое сердце, которое десятилетиями билось с ним в унисон, заснуло вечным сном, оставив его одного.

– Господи, за что? – взмолился он. – Я должен был уйти первым!

Прекрати! – Голос Энни прозвучал так ясно в голове Седа, что он взглянул на ее губы, проверяя, не задышала ли она. – Я же тебя просила – никакой скорби. Мы просто расстаемся на время и скоро снова будем вместе. Помнишь, когда ты ушел на фронт и мы были далеко друг от друга? Пока что у тебя есть задание. Так что сейчас же возьми себя в руки, Седекия, и позвони девочкам.

Настал момент, который они обсуждали последние три месяца, складывая всю мозаику по кусочкам. За исключением мелких деталей, по которым они так и не пришли к общему мнению, план действий для следующего этапа, как она его назвала, был готов. Но Сед и представить себе не мог, насколько тяжело ему будет отпустить ее навсегда, когда придет время.

Он мягко опустил ее на подушку, переплел пальцы своих черных рук с ее бледными пальчиками и наклонился, чтобы поцеловать каждую костяшку.

– Ох, Энни, я не смогу без тебя жить.

Девочки тебе помогут, – прозвучал нежный голос в его голове. – А теперь отпусти меня, Сед. У тебя много дел.

– Не могу, – простонал он.

Он сидел и сидел у ее кровати, и только через полчаса позвонил врачу, который по совместительству был также и коронером округа. Когда пришли за телом, Сед шел рядом с каталкой до фургона, держа Энни за руку.

– Понимаю, у нас с Энни были предварительные договоренности, но все же… Быть может, ты хотел бы поехать в похоронное бюро, чтобы повидаться с ней на прощание перед тем, как… – начал врач и замялся.

Сед медленно покачал головой.

– Она просила меня этого не делать, а я должен выполнять ее желания. Я не могу с ней проститься. Никогда не мог и не могу до сих пор, но пока я вас ждал, мы с ней все решили. Позвоните, когда можно будет приехать забрать прах.

В конце его голос дрогнул.

Доктор похлопал Седа по плечу.

– Прими мои соболезнования, Сед. Она была потрясающей женщиной и верным другом.

– Моим лучшим другом, – сказал он, вытирая слезы. – Мы столько пережили вместе.

– Если что-нибудь будет нужно, звони.

– Спасибо. Прямо сейчас нужно позвонить девочкам, как бы мне не хотелось.

– Разве они еще не здесь?

Сед провел рукой по кудрявой седеющей шевелюре.

– Энни не разрешала им говорить. Без рыданий. Без шума. Такая уж она была.

– Это точно, – кивнул доктор. – Мне очень, очень жаль, Сед.

– Благодарю.

Сед провожал взглядом фургон, пока тот не скрылся из виду, и при этом не переставал махать, прямо как в тот день много-много лет назад махал из окна автобуса, увозившего его на войну, как можно дальше от Энни и ее нового мужа. Он надеялся, что забудет ее, но ни время, ни расстояние так и не смягчили боль. Энни вышла замуж за его друга Шеймаса Клэнси. Если бы Сед родился блондином с белой кожей, то прекрасная Энни принадлежала бы ему. Но боль в день ее свадьбы не могла сравниться с болью, царившей в его сердце этим утром, когда фургон коронера медленно исчезал за горизонтом, а над мостом через озеро разливался свет восходящего солнца.

* * *

С каждой милей голова Харпер гудела все сильнее. Она была за рулем все того же пикапа выжженного оранжевого цвета, что и два года назад, когда по пути в Оклахому она ненадолго заезжала в дом у озера, чтобы поработать в одном из казино на другом берегу Ред-ривер. С тех пор, как она в последний раз ночевала в том доме, прошло уже десять лет. После того лета ее жизнь больше никогда не будет прежней.

Каждый раз, когда она проезжала мимо озера, она ощущала камень на сердце, тяжелый как «бьюик». Этот камень лежал там с того дня, когда она отказалась от своей дочери, и по-прежнему причинял невыносимую боль.

Харпер сбросила скорость, завидев ликеро-водочный магазин, но не затормозила. Ее сестры, Тауни и Дана, ухмыльнулись, если бы узнали. Заявись она с бумажным пакетом за пазухой, у них появилось бы настоящее раздолье для шуток. Первый поворот направо перед мостом, и вот она на месте: двенадцать коттеджей, перед которыми располагались магазин и кафе. Неподалеку примостился небольшой белый домик с двумя спальнями. Здесь и жила бабушка Энни, а Харпер с двумя сестрами приезжали сюда на месяц каждое лето до того момента, пока все резко не оборвалось в августе, незадолго до шестнадцатилетия Харпер.

Батон, блесна и болонская колбаска – так бабушка Энни называла свой магазинчик. Конечно, это были не единственные товары – там продавались также пиво и разные другие закуски, а на отдельной полке стояли товары для походной аптечки, солнцезащитный крем и мазь от ожогов на случай, если постояльцы забыли прихватить их с собой. В магазине также были холодильники с молоком и безалкогольными напитками, большой аквариум с мальками и отдельный холодильник для хранения готовой наживки в банках, а у входа расположились две бензоколонки, чтобы лодки, а также машины и фургоны всегда были на ходу.

Харпер помнила в этом магазине каждую полочку. Она подъехала с торца к входу в кафе. Здесь дядя Сед готовил лучшие блюда во всем северном Техасе, а Флора поддерживала чистоту. Десятилетиями этот бизнес приносил плоды, но теперь одного из трех его основателей не стало.