Кулак впечатался в стену рядом с головой. Во все стороны брызнули щепы. Неужто бревно размочалил? Я слетел с лавки, поднырнул в ноги. Он с размаху впечатался носом в земляной пол, уперся руками, чтоб встать, но я тут же запрыгнул к нему на спину, мазнул рукой по голове. Ах же, овца стриженая! И ухватить не за что! Ну, ничего. Треснул по затылку и потянулся к поясу.

— Без ножа! — окрик Альрика.

Да, и Фомрир с тобой. Что я, без ножа не справлюсь?

Я резко отдернул голову, толстенная глиняная кружка врезалась в стол и разлетелась на осколки. Значит, посуду бить можно, а нож трогать — ни-ни? Еще один удар по стриженой голове, чтоб наверняка. Я схватил ножку стола, еле в ладони поместилась, дернул и поднялся с самодельной дубинкой. А что? Это не оружие, почти что и посуда. Тоже местное, в таверне выращенное, не раз мочой, пивом и блевотиной окропленное.

Двое дружков того парня, что лежал сейчас и нюхал землю, приостановились. Тулле наконец перестал ржать, как бешеная кобыла, и встал рядом со мной. В дверь ввалился Вепрь с Видарссоном, и в таверне стало тесновато.

И никто не встал из-за соседних столов, не вступился за парней, которых я мочалил в хвост и гриву. Как ни крути, мы — чужаки! Это видно и по нашим белым плащам, и по длинным выбеленным волосам, и по говору. Они даже говорили, будто блеяли: мягко и гнусаво. А борзых чужаков обычно бьют оравой, неважно, кто прав или виноват.

Громкий голос Альрика перекрыл шум и ругань в таверне также легко, как перекрывал посвист ветра и хлопание паруса в море.

— Разойдемся миром! Вы нас не побьете, нам лишние проблемы тоже не нужны. Простите моего человека! Он никогда не был в восточных водах и не знает ваших обычаев.

— Язык за зубами он тоже не умеет держать? — буркнул один из зачинщиков драки.

— Проще отрезать, чем заткнуть, — подтвердил Тулле.

— Легко устроить.

Я невольно усмехнулся. Вон, один уже пытался. Лежит теперь, землю нюхает.

— Кай, заплати виру!

Да в Бездну твое воспитание, Альрик! Я с трудом разжал пальцы на выломанной ножке стола, подошел к лежащему, приподнял его за шиворот, глянул в расквашенное лицо. Так и есть. Сломан нос. Вынул из кошеля пару серебряных монет, бросил их перед избитым парнем и сел обратно.

Альрик, как оказалось, все это время подпирал коленом стол, чтобы заказанная еда и эль не скатились на пол.

— И почини стол-то.

Твою ж Бездну в душу мать. Снова встал, приставил, как мог, отломанную ножку, прихлопнул сверху рукой. Глиняные чашки аж подпрыгнули. Стол хоть и перекосило, но заваливаться набок он перестал.

Дружки подобрали своего раненого, не забыли про монеты, уселись чуть подальше и заказали на мои деньги пива. А потом еще и подняли кружки, глядя на меня. Мол, спасибо за халявное пиво!

А все из-за глупейшей мысли, которая пришла в голову Альрику ближе к концу нашего плавания.

Когда до восточного острова остался день пути при попутном ветре, хёвдинг объявил:

— Там, куда мы плывем, живут такие же люди, как и мы. Их предки вышли из наших земель. Они говорят на том же языке и верят в тех же богов. Но жизнь на Бритланде отличается от нашей. Там много богатых плодородных земель, много равнин с полноводными реками, много лесов. Там повсюду вспаханные поля, большие стада, крестьяне держат не только коз, но и коров. И коровы те не чета нашим — и ростом повыше, и вымя пышнее.

— И у девок также? — спросил небрежно Видарссон.

Он всё пыжился доказать, что уже не мальчик, сбежавший от строгого папки, а настоящий мужчина. Даже пытался командовать Айсландером, который вроде как считался новичком. Вот только мой шурин не лыком шит. Молчаливый, угрюмый, похожий на быка, он не считался ни с чьим мнением, кроме Альрика.

— Вот сам и проверишь, — хохотнул Вепрь.

— А вот обычаи там отличны от наших. Коли что не так, судить тебя будут не поединком, а судом, — и посмотрел почему-то на меня. — И когда я там был, виноватым всегда оказывался пришлый. Потому я решил, что больше виру ни за кого платить не буду. Каждый сам платит за себя. Не хватает монет? Значит, ищешь, как заработать. Понятно?

Чего ж тут непонятного?

Но Беззащитный так толком ничего не рассказал.

Он не сказал, что Бритланд — это остров не чета нашим. Это огромный кусок суши, оторванный от южных земель. Не сказал, что города тут огромные, где люди чуть ли не сидят друг у друга на головах.

Когда мы подошли к портовому городку под названием Фискехале (рыбий хвост), я подумал, что это, должно быть, главный город всего Бритланда, потому как домов там было видимо-невидимо. Не меньше, чем в Хандельсби. Альрик лишь посмеялся и сказал, что в главном городе народу намного больше, чем в Хандельсби. Что там полтора десятка тыщ людей. И в любом захудалом городишке Бритланда живет не меньше двух тысяч.

Кораблей в порту тоже хватало. И не все они выглядели знакомо. Были там и такие, чьи борта возвышались над другими на человеческий рост. Были такие, у которых весел было в десять раз больше, чем у нас. Были с несколькими парусами и мачтами, как будто им одного не хватало.

Но что удивило меня больше всего — у городка не было никакой защиты с моря. Ни тебе узкого фьорда, ни прибрежных скал. Он раскинулся на пологом берегу свободно и бесстыдно, как постаревшая шлюха. Бери, кто хочешь. Когда я сказал об этом Альрику, тот лишь ухмыльнулся. Сказал, что когда-то так и случилось, но с тех пор, как в Бритланд пришли люди с северных островов, никто больше не смеет посягать на эти земли.

— Если ты захочешь поселиться здесь, обратись к лендерману или ярлу. Он даст тебе участок, и возделывай его сколько хочешь. Земли здесь полно.

— А чего ж тогда все наши сюда не перебрались?

— Кто хотел — перебрался. Тут свои порядки, и не всем они по нраву.

С первым из местных обычаев я столкнулся прямо на пристани. К нам подбежал полуголый мужичок в одних клетчатых штанах. Его недлинные волосы торчали дыбом, казалось, что на каждую прядь можно насадить яблоко.

— Прелюбезные господа! Приветствую вас в великолепном городе Фискехале! За малую плату я проведу вас по городу, расскажу, где лучше стол, где толще шлюхи и где меньше клопов. Если вас интересует торговля, покажу дома купцов. Если хотите наняться, как воины, могу посоветовать, куда обратиться. Никто не знает город лучше, чем Фарлей Рыжий.

Говорил он странно, будто проглатывал рычащие звуки и умягчал твердые. Его имя слышалось больше как Фаллей.

На пирсу подошел мужчина с десятком воинов, и Рыжий заторопился: