Покойник лежал усыпанный цветами. Нет, не так. Речь идет не о похоронах, а о зверском убийстве, совершенном на шоссе в десяти километрах от Саратова, возле кемпинга.

На земле действительно лежал труп с проломленным черепом, на который опрокинулось несколько ведер с гвоздиками, лилиями и хризантемами. Подтаявший мартовский снег, будучи грязным от брызг, летящих с магистрали, расцвел многообразием красок увядающих листьев и все еще свежих пятен крови.

Милиция прибыла на место происшествия достаточно быстро - примерно через сорок минут после того, как бандиты скрылись на своих мотоциклах.

Цветочную палатку оцепили лентой. Две милицейские машины и «скорая помощь» стояли у обочины. Возле оцепления толкались местные торговцы палаток, пассажиры с автобусной остановки, а милиция пыталась разобраться в случившемся. Народ негодовал, мешая нормальной работе органов правопорядка, и осыпал милиционеров оскорблениями. Подобными выпадами никого уже не удивишь, и стражи закона вели себя сдержанно, если не сказать равнодушно.

Подполковник, с редкой фамилией Хитрово, с кислой физиономией наблюдал, как эксперты фотографировали труп, как медики осматривали раны и как наконец его уложили на носилки и понесли к машине.

Лейтенант Каримов стоял за его спиной, к чему подполковник давно привык. Не оборачиваясь, Хитрово коротко спросил:

— Свидетели есть?

— Продавщица из третьего киоска. Бойкая бабенка.

— Давай ее сюда.

— Понял.

Милиционеры оттеснили толпу к остановке. Тут и автобус подошел. Он ходил без всякого расписания, так что если среди ожидающих пассажиров и были свидетели трагедии, то они уехали, понимая свою бесполезность, а ждать еще пару часов следующего на утреннем морозце не лучший вариант. У каждого свои дела. Времена бездельников кончились, о хлебе насущном думать приходится.

— Видела я этого ублюдка. Правда, все они скоты!…

— Тише, тише.— Хитрово приподнял руку.— Криком делу не поможешь.

Он глянул на стоящую перед ним женщину. Высокая, плечистая, в лисьей шапке и телогрейке, что выглядело смешновато. Красивое русское лицо, но не ухожено, на вид лет сорок.

— Давайте по порядку. Как вас зовут?

— Я-то тут при чем? — возмутилась женщина.

— Свидетель не пустое место, а человек. Нам с вами еще работать вместе.

— Лидия Лапшина. Местная я. Из поселка Крюково.

Не нравился ей этот подполковник. Морда вся в оспинах, губищи навыворот и рожа сонная.

— Чем торгуешь, Лида?

— Пироги, хачапури, лаваш. Хлебом, одним словом.

— Убитого знала?

— А то как же! Тут шесть палаток, и все ему принадлежат. Моя в том числе.

— Как его звали?

— А я почем знаю. Они мне не представлялись.

— Убитого, а не убийцу.

— Фархад Катарзи.

— Азербайджанец?

— А хрен его знает. Но не узбек. Мусульманин, одним словом.

— И за что же его грохнули?

— Ну ты даешь, начальник. Бандюки, они и есть бандюки. Мотоциклов двадцать подкатило. Все пацаны молодые, в коже, с косынками на головах и с палками. Ну, такими играют в Америке…

— Бейсбольными битами.

— Вот-вот. Мы-то в шесть утра открываемся. Три палатки. Моя, Ашота и Нинкина. Она пивом торгует. А три палатки до сих пор не открыты. В десять утра придут. Автозапчасти, сувениры и тряпье. На них спросу меньше.

Ну так вот. Эти головорезы со своих тачек слезли и вперед. Мою палатку Бог миловал. Нинке стекла побили и пиво растащили. Та на пол, руками прикрылась и обделалась. До сих пор встать боится, так в собственном дерьме и лежит. Но шли-то они напрямую к Фархаду. Видела я, как они его из палатки вытащили. Все разбомбили. Начали мужика колошматить, а потом один крикнул: «Разойдись, братва!» Шелупонь расступилась. А этот длинный раз шесть ударил лежачего по голове своей дубинкой. Кто-то оттащил его назад. «Хватит, Рудик! Уже сдох! Ноги делать пора». Я этого Рудика хорошо запомнила. Шрам у него приметный с левой стороны морды от носа до скулы. Крестом. Одним словом, рожа приметная. Минут через пять их уже след простыл.

— Кто еще мог видеть эту картину?

— Человека три уже стояли на автобусной остановке. Наверняка видели. Только где они теперь?

— В котором часу происходили события?

— Семи еще не было. Светало. Машины проезжали, хоть бы кто остановился! Только скорости прибавляли.

— Думаешь, не правы? Тридцать мотоциклов не шутка. Милицию ты вызывала?

— Я. В шашлычную побежала. Но к кафе и шашлычной бандюки не пошли. Там братья Ходя-ковы командуют, могли картечи схлопотать. За ними не заржавеет. Четверо бугаев с ружьями.

— Не в этом дело, Лида. Они Ходяковы, а не Катарзи. Пьяную толпу с битами не остановишь двустволками. Часто байкеры катаются по шоссе?

— Кто?

— Мотоциклисты.

— Дом мой стоит метрах в трехстах от шоссе, за пролеском. Иногда по ночам слышу рев, похоже — они. А днем не видала. Вот только сегодня.

— Днем они пай-мальчики. За университетскими партами сидят и пятерки получают. И папы с мамами у них важные и уважаемые люди. Хлеб с маслом едят и деткам мотоциклы покупают, стоимостью в хороший «мерс». На кривой козе к таким не подъедешь. Вот что, Лидия. К шести вечера приезжай ко мне в управление. Составим протокол, все как полагается.

— Давай сейчас, командир. До города десять километров, а ехать полдня.

— Придется приехать. Я тебе фотографии покажу. Кого-то еще припомнишь. Это важно.

— Может, и Нинку прихватить?

— Не нужна она мне. Пусть дерьмо с себя смывает.

— А где я тебя найду?

— Скажешь дежурному, что по вызову замначальника УВД пришла. Он тебя проводит ко мне. Только не опаздывай. У меня дел не меньше твоего, попусту в носу не ковыряю.

Подполковник направился к милицейскому «уазику», лейтенант засеменил следом.

Его, сонного, за шкирку подняли с кровати. Вполне допустимый вариант. Он не лелеял надежды, что все пройдет чисто и гладко. Однако особого страха не испытывал при виде милицейских погон. Слишком быстро, не дали выспаться, башка еще гудела, как паровозный свисток.

— Ну что, герой? Отличился?

В лицо плесканули воды из ковша, стоящего на полу возле кровати. Немного помогло. Он взял подушку, вытер лицо и глянул на «ходики», висящие на стене. Половина одиннадцатого. Такая рань.