Андрей Шопперт

Вовка-центровой-5

Глава 1

Событие первое

Всё в нашей жизни приходит в своё время. Только надо научиться ждать!

Оноре де Бальзак

Счастливые часов не наблюдают.

Александр С. Грибоедов

Дорога домой всегда длиннее. И почти не важно, что там «дома» барак или даже землянка, или двухкомнатная квартира в центре Москвы. Там – дом. Хочется быстрее оказаться «под крышей дома своего», как споёт товарищ Антонов. Даже если там сварливая жена или если это, как у Третьякова Вовки, просто общага с короткими нарами и храпящим соседом.

А ещё само время даже сопротивляется, когда спешишь домой. Всегда же… Да, почти всегда, летишь домой с запада на восток. И тут включаются в работу часовые пояса. Перелетел очередной и бах – плюсом час. Смотрел Фомин на трофейные золотые часы, и понимал, что при самых благоприятных обстоятельствах, эти два часовых пояса если добавить, то полночь получится. О чем с сидевшим рядом Савиным и завёл разговор. Начальник Отдела футбола и хоккея Спорткомитета СССР, записывающий что-то в блокнот карандашом химическим и превратившийся из-за частого слюнявливания грифеля в зомби с зелёно-синими губами, глянул на свои маленькие, местами тронутые зеленью, часики и кивнул.

– Пойду, лётчиков спрошу.

Вернулся он минуты через три – четыре и сообщил громко на весь самолёт, что из-за сильного встречного ветра летят они совсем медленно и вроде как придётся в Варшаве ночь опять провести. В Москве снегопад.

Народ, который не спал, загудел, всем домой хотелось. И тут самолёт резко на крыло лёг и высыпал тех, кто на левых сиденьях сидел, в проход. Поднявшись, Сергей Александрович назад в кабину поспешил. Вернулся не скоро.

– Мужики, Варшава тоже не принимает, и до них снегопад добрался, повернули пилоты на юг и теперь летим на Прагу. Там придётся ночевать. Да, минут через десять над Дрезденом будем пролетать, можно будет посмотреть, во что его американцы превратили. Командир, говорит, что ни одного дома целого не осталось. Ну, это им за Ленинград, – очень короткостриженый и сильно полысевший участник войны сверкнул очками и погрозил кулаком в сторону пилотов.

Фёдор Челенков усмехнулся, немного времени пройдёт и бомбардировка Дрездена станет «варварской» и ненужной. Американцы окажутся не союзниками, а злейшими врагами, а немцы из Дрездена союзниками. А потом и они врагами. И всё за одну жизнь.

Прага встретила хоккеистов солнцем, даже не верилось, что где-то могут идти такие мощные снегопады, что в ту сторону и лететь нельзя. Их долго не выпускали из самолёта, хорошо, хоть разрешили открыть дверь. От неё тянуло холодом, но этого люди не замечали, несмотря на явно не герметичный салон, двадцать один человек закрытый в этой железной бочке надышали, напыхтели и даже накашляли, ещё пару человек явно успела найти где-то в Париже вонючий самогон (по ошибке названный коньяком, не знают дикие европейцы, что коньяк может быть только армянским), и сейчас в салоне этот перегар самогонный превалировал над другими запахами. Даже запах пота и гуталина пересиливая. Открыли дверь, и в неё ворвался пусть холодный, но свежий ветер, разве чуть запахом топлива разбавленный.

Вместе с капитаном или командиром самолёта на улицу вышел только руководитель их делегации Фоминых Владимир Сергеевич. Не было товарищей примерно полчаса, все успели замёрзнуть, солнце перевалило полуденную черту и ещё и за небольшие облачка стало прятаться, сразу и похолодало. Капитан государственной безопасности, известный также как Семён Тихонович, кашлянул пару раз и пошёл, закрыл дверь, он простыл в Давосе, целыми днями сидя на стадионе и оберегая наших хоккеистов от тлетворного влияния Запада.

– Задохнёмся же…, - Пробасил нападающий «Динамо» Николай Медведев.

– Кха! Кха! – ответил ему боксёр бывший (ну, нос-то свёрнут) и тем снял вопрос оппонента.

Не задохнулись, вернулись ходоки к местным властям.

– Пока посидим в зале для военных. – Сообщил Фоминых и народ, устроив давку, ринулся на улицу.

Вовка сидел на проходе, куда ему с таким ростом к окошку жаться и был вынесен толпой одним из первых. Он ушёл с дороги засидевшихся хоккеистов и первым делом глянул на восток.

– Нда…

– Чего? – подошёл к небу боксёр.

– Посмотрите туда, Семён Тихонович.

– Застряли, – с северо-востока надвигались просто чёрные тучи.

Зал, в который их отвели, никаким залом не являлся. Это была обычная казарма. Ладно, это была необычная казарма. Зал был примерно тридцать метров на шесть. В одну сторону были составлены двухъярусные железные кровати, а на свободной правой половине стоял теннисный и бильярдный столы и к журнальному столику были придвинуты три кресла очень низких и плюгавеньких на вид, Фомин бы в такое сесть побоялся, раздавит и в стороны и… И вообще раздавит.

Вовка прошёл к одной из кроватей и пошатал её. Хоть эта была железная и должна его выдержать. Проходя мимо стены за бильярдным столом назад, Вовка мазнул взглядом по небольшому плакату или афише, скорее, со стилизованным лыжником синим на голубом фоне. Внизу была надпись на чешском и Фомин уже было совсем прошёл мимо, но тут мозг среагировал чуть и запоздав немного, но среагировал на часть надписи. Она была на английском.

Фёдор Челенков если переводчиком с английского при президенте и не работал, то язык вероятного противника знал прилично, потому вернулся и прочёл.

– Хм! Сергей Александрович! – он замахал рукой Савину.

– Что случилось, Фомин? – Начальник Отдела футбола и хоккея Спорткомитета СССР в запотевших с мороза очках пробился через баулы и клюшки к стене.

– Прочтите.

– Как тебя в команде обзывают? Артист? Издеваешься? Ты знаешь чехословацкий?

– Чешского не знаю, словакского тоже. Вот тут есть повтор на английском.

– Пф. Я только немецкий, да и то так по верхам.

Событие второе

Аппетит приходит во время еды – особенно если едите не вы.

Из-за стола нужно вставать полуголодным, а не полуживым!

Нужно есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.

Сократ

– Чехословакия (Шплинегрув – Млын) 30 января – 6 февраля 1949 года. 8 Зимние студенческие игры. Хоккей, лыжи, фигурное катание. – Вовка ткнул пальцем в английский текст, а потом и в самый верх афиши, где то же самое было написано, но без обозначения видов спорта. – Тут ещё написано, – Фомин снова к английскому тексту вернулся, – что это студенческий чемпионат мира.

Савин сам пальцем по афише поводил, а потом отошёл на шаг, снял очки, совсем запотевшие, и начал их протирать носовым платком. Молчал, чуть отпыхиваясь морозным воздухом, может, в помещение и было теплее, чем на улице, но