Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дурак ты, Фомин! – сплюнул Василий. – Садись, доброшу до дома. Ты всё же подумай. Хорошенько подумай. И это, ты мне песню про лётчиков должен. Чтобы на 23 февраля была. И уже на пластинку записанная. Садись. Не будет песни – обижусь.
Ехали по заснеженной Москве, буран и снегопад только оставили в покое столицу, и улицы ещё толком не начали расчищать. Дорога сузилась до двух с небольшим метров и, если попадалась машина навстречу, то разъехаться было непросто. Василий Иосифович тогда выскакивал из кадиллака и ругался, руками махал, бибикал. Один раз, так, лоб в лоб, столкнулись уже на подъезде к дому генерала Пономарёва, где обитал Фомин, в узеньком переулочке. И опять Василий Сталин выскочил и начал кричать на «противника». От этого у шофёра встречной машины, началась паника, и он попытался дать задний ход, но сразу застрял в сугробе на обочине дороги и, начал выворачивать, полностью перегородив дорогу. После этого поняв, что криком тут проблему не решить, Василий обернулся к Вовке и зашипел на него:
– Выходи! Толкать придётся. Что за люди, водить не умеют, а за руль садятся.
– Точно, права купили, – решил пошутить Челенков, но Сталин его не понял.
– Ты что – знаешь этого гада? – И такое ощущение, что сейчас за кобуру будет хвататься.
– Извините, Василий Иосифович, пошутил неудачно. Первый раз вижу этого человека. Вы поставьте себя на его место. Он увидел вас и разволновался, ошибку совершил, а вы на него ещё и кричать начали, он совсем запаниковал. Человек же не знает, что в душе вы белый и пушистый.
– Что?! Белый и пушистый. Ну, ты ляпнул, Фомин. Белый и пушистый! Запомню. Подари. Никому больше не говори. Ладно, чего сидишь, пойдём, доведём этого паникёра до усрачки, будет потом детям и внукам рассказывать, что его сам Василий Сталин из сугроба вытаскивал.
Вышли, но сам Василий не толкал, хватило Вовки и двух человек из ЗиСа-101, что его сопровождал. Власик даже сейчас, когда Василий Иосифович сам по себе уже многие годы жил, продолжал охранять сына вождя. Следовала и сейчас за ними машина охраны.
Ребята были в длинных шинелях и сразу сами в снегу увязли. Шофёр эмки, глядя на бегущих на него военных, в фуражках с тульёй василькового цвета, с кантами и околышем крапового цвета, точно в штаны наделал.
Вытолкали, охранники, было, стали рычать на «врага народа», но Василий это пресёк.
– Оставьте мужика в покое, поехали.
Когда стали подъезжать к подворотне двора, где стоял генеральский дом, Сталин остановил машину и повернулся в Фомину.
– Завтра в восемь быть у меня. Награждать вас будем. Всё же ты лётчик пока. Подумай ещё хорошенько до утра. Ну, чего пятый раз по кругу. Вылазь, приехали.
Событие пятое
Прежде, чем затеешь шутку, надо знать предел терпения у того, над кем хочешь подшутить.
Бальтасар Грасиан-и-Моралес
Вовка поудобней повесил самодельный большой баул с хоккейной амуницией на плечо и взял в левую руку небольшой чемоданчик, купленный в Давосе. Он был, как и все современные чемоданы из фанеры, но обтянут не ужасным этим советским материалом коричневым, а чёрной кожей. Очень тонкой. Углы только были традиционно скреплены металлическими уголками, а так словно настоящий дипломат из будущего, разве сантиметров на пять шире. Красиво и удобно, особенно если по заграницам часто теперь придётся разъезжать, то в аккурат, для мыльно-рыльных принадлежностей. Ещё и кофе с сахаром влезет и пару рубашек.
Баул из брезента из-за двух клюшек получился длинный и неуравновешенный, и постоянно сползал с плеча, потому Фомин шёл почти боком к дому, поддерживая лямки подбородком, а рукой обхватив его.
– Вова! – ему на шею бросилась враждебная сущность. Вес у сущности был приличный, а снег скользким и положение неустойчивое, потому хоккеист завалился на спину. Но не тут-то было. Баул был практически позади него большей своей частью, и падать пришлось на него. А он и не подумал смягчать падения. Там клюшки. На них сто пятьдесят кило совместного веса и ухнули. Хрясь. Одно или оба пера отломились. Бумс. Это Вовка на снег затылком грохнулся. Шмяк. Это лоб враждебной сущности ему по губам заехал.
– А-а-а! – это Наташа Аполлонова заорала на весь двор. Сама наделанного испугалась, да и больно должно быть.
Не всё ещё, она (сущность эта враждебная) попыталась сгруппироваться и со всей дури заехала коленом в одно место хоккейное в настоящий момент ракушкой не прикрытое.
– А-а-а! – теперь оба голосили.
– Наташ, ты в следующий раз у отца пистолет возьми. Просто пристрели, чтобы не мучиться. – Опрокинул сущность на бок Фомин. И попытался выкарабкаться. Не получилось. Аполлонова осталась лежать на бауле, а баул зачем-то держал Вовку за плечо.
– Зачем пистолет? – Видимо не расслышала про «пристрелить», орала. Теперь попыталась подняться десятиклассница и начинающая актриса. На! Получи фашист гранату! Это она коленкой ещё добавила.
– А-а-а! – Да, встреча. Встреча колена с…
– Вставайте! – голос знакомый. Наташу подхватила рука, торчащая из чёрного рукава, и поставила на ноги.
Оба – на! Вовка перевернулся на живот и, освободившись от мешка с хоккейной амуницией, тоже поднялся.
– Вова! Это кто и что она тут делает? – Вместо спасибо.
– Да! Это тётя Света. Она с моей мамой вместе работает. А ещё она швея. Мне пальто то порезанное сшила и рубашки. Здрасте вам, товарищи женщины и девушки. Какими судьбами? – Если честно, то не ту ни другую встретить у своего подъезда не рассчитывал.
– Вова, что она тут делает? – не рано ревновать зеленоглазая начала? Хотя, почувствовала не иначе соперницу.
– Давай с тебя начнём. Ты чего не в школе? – решил перехватить инициативу Фомин. Оправдывающаяся сторона всегда в проигрыше.
– Я первая спросила…
– Отвечать! – через силу нахмурился Челенков. Такую обиженную рожицу Наташик скорчила.
– Утром папе позвонили, сказали, что вы прилетите к двенадцати в Москву, я и решила встретить. А школы никакой сейчас нет. Сейчас зимние каникулы. Бе-бе-бе. – Показала розовый язычок. – А теперь