процесса, так как в противном случае трудно было бы объяснить резкое изменение формы племенных имен. На какую глубину следует опустить процесс формирования племенных союзов, покажет анализ 2-го этапа праславянской жизни.

VIII. Продолжение наблюдений над этнонимами приводит к другому важному выводу: термин «славяне», «словене», никогда не встречается внутри праславянского ареала. Он встречается исключительно в зоне колонизации, вне пределов коренной праславянской земли: словаки, словенцы, словинцы, словины (на Балтийском море), словене новгородские и т. п.

Авторы VI в. говорят о том, что имя венедов заменялось в их время другими именами, и особенно «славинами» (буква «каппа» в слове «склавины» не должна читаться) и «антами».

Племена внутри праславянского ареала носили наименование «венетов», или «венедов», в котором различается корневая основа «-вене» и суффикс множественности «-ти». Финны и эстонцы до сих пор называют русских «vänä», что воскрешает древнее имя времен Тацита.

Вполне допустимо предположить (и предложить на суд лингвистам), что новообразование VI в., созданное в пору усиленной и массовой колонизации, — «словене» — обозначало только выселенцев из земли «Вене». Колонисты-выселенцы были «сьлы», т. е. люди, вышедшие из определенной земли, представители этой страны. «Сло-вене» могло означать людей, вышедших из земли «вене-тов», покинувших древнюю территорию, охваченную праславянским ареалом, но стремившихся обозначить себя древним собирательным именем.

Географическое расположение этнонима «словене» (в разных его вариантах) по периферии славянского мира эпохи средневековья позволяет дать такое определение:

а) внутри древнего праславянского ареала союзы племен носили имена типа «поляне», а собирательным именем было «венеты», «венеды» (может быть, на востоке — «анты»?);

б) вне праславянского ареала, в зоне позднейшей колонизации (с V–VI вв.) союзы племен именовались по новому принципу (типа «радимичи», «вятичи»). Общим названием для всех венедских колонистов в разных местах было «сло-вене», обозначавшее появление людей из земли венедов.

IX. Произведенное выше перечисление пяти этапов исторической жизни праславян при всей его неполноте уже свидетельствует о значительной сложности и неоднородности развития на протяжении длительного праславянского периода, намеченного лингвистами. В настоящее время, когда издается полный и очень интересный словарь праславянского языка (О.Н. Трубачев), имеет смысл поставить вопрос о стратиграфии праславянского, выявления в нем разных хронологических слоев, определяемых разными этническими контактами, разной степенью социального развития, эволюцией хозяйственной основы и идеологических представлений.

Археология может предоставить лингвистам богатый материал для подобной стратификации.

Исторические письменные материалы мало дают для собственно праславянского периода: подробное описание Прокопия и Иордана относится к самому рубежу этого периода, а краткие справки о венедах I–II вв. н. э., к сожалению, приходятся на один из периодов затишья праславянской жизни и не могут быть без существенных поправок перенесены ни на предыдущий, ни на последующий периоды, отличавшиеся несравненно более высоким уровнем и более интенсивным темпом развития.

* * *

X. Первый этап праславянской жизни исследователи справедливо связывают с тшинецко-комаровской культурой XV–XII вв. до н. э. Географически она простиралась на 1300 км от Среднего Поднепровья (от Сейма) до Среднего Одера широкой полосой в 300–400 км. Отдельные поселения тшинецкой культуры указывают севернее Калининграда, южную границу этих близкородственных культур составлял центрально-европейский горный барьер. В районе горных проходов («Моравская Брама», «Русская Брама») устанавливались связи с южными, более развитыми культурами. Комаровская культура представляется несколько повышенным вариантом тшинецкой, что объясняется близостью ее к Русской Браме в Карпатах и, может быть, богатыми залежами каменной соли, представлявшими интерес для окрестных племен («Галич» — «соляной» город).

Праславяне знали земледелие и скотоводство; сеяли пшеницу, ячмень, просо, лен. Большинство орудий труда (серпы, топоры, долота) изготавливались еще из камня, но литье бронзы было известно. Поселки состояли из 15–20 домов и амбаров; дома достигали размеров 6×12 м. Погребальный обряд был разнообразен: хоронили и в курганах, и в простых могильниках; применялись и ингумация и сожжение. Прах сожженных хоронили в урнах. Трупоположения были скорченными. Встречаются парные и коллективные захоронения. В Комаровской зоне есть могилы, обложенные каменными плитами.

На поселениях встречаются небольшие святилища со следами аграрного культа. Известна красивая ритуальная посуда с символической орнаментацией, восходящей к энеолитическим сюжетам. На общем фоне первобытной примитивности и равенства ощущается процесс первичного вычленения знати: золотые украшения, оружие в могилах, коллективные захоронения воинов с умершим вождем (В. Гензель, 1973).

Подразделение тшинецкой культуры на восточную и западную в известной мере условно. Внутри всей области намечается несколько локальных групп (может быть, племенных союзов?). Западная половина тшинецкой культуры уже в XIII в. до н. э. входит в сферу более широкой лужицкой культуры; на восточной половине в XII в. до н. э. формируется белогрудовская земледельческая культура, особенно обильно представленная на Среднем Днепре.

XI. Наименее изученным с точки зрения общих праславянских исторических судеб и, может быть, наиболее важным в этом смысле является второй, лужицко-скифский этап. Западная половина праславянского мира в связи с лужицкой культурой с достаточной полнотой изучена в чешской (Я. Филип) и польской (В. Гензель, К. Яжджевский и др.) археологической литературе. Восточная же половина рассматривалась только как часть Скифии, населенная скифами. Причастность северных областей Скифии к славянскому этногенезу признавалась вслед за Л. Нидерле многими исследователями, но ясности и географической определенности в этом вопросе нет. Это объясняется, во-первых, тем, что археологи-слависты, изучающие происхождение и древнейшую историю славянства, почти не углубляются в скифскую эпоху, считая ее чуждой им областью науки. Во-вторых, тем, что крупнейшие скифологи (Б.Н. Граков, М.И. Артамонов, А.И. Тереножкин) не устранили путаницы в размещении геродотовских племен и создали взаимоисключающие одна другую карты народов Скифии.

Для выяснения исторических судеб восточной половины праславянства, прикрытых от нас скифской вуалью, необходимо синтезирование данных разных наук. Необходимо рассмотрение исторических сведений о киммерийцах и скифах; нужен подробный анализ обильного археологического материала; желательно привлечение данных топонимики. Нельзя обойтись и без выяснения скифского слоя в праславянском языке. Обрисовка праславянского мира будет неполной, если мы не привлечем ретроспективно такой важный источник, как архаичный слой славянского фольклора. Этот источник не содержит точной даты, но некоторые эпические ситуации могут быть достоверно приурочены к первым в жизни народа событиям: к первой ковке железа, к первым боям с кочевниками, к постройке первых укреплений и т. д.

После выяснения исторического пути, проделанного за несколько столетий второго этапа восточной половиной праславянского мира, необходимо будет провести сопоставительное изучение обеих половин вместе, но это лежит уже за рамками данной статьи.

XII. Тшинецкую культуру бронзового века, время спокойного и малоприметного развития первичных праславян между Днепром и Одером (1-й этап), в восточной половине тшинецкого праславянского ареала сменяют генетически связанные с ней культуры белогрудовская (XII–X вв. до н. э.) и чернолесская (X–VII вв. до н. э.). Обе они составляют первую предскифскую фазу второго этапа праславянской жизни. Обе земледельческие культуры располагаются в лесостепном правобережье Среднего Днепра. Белогрудовская культура занимала