Огонь являлся во сне и каждый раз вовлекал меня в одну и ту же игру в догонялки, из которой мне никак не удавалось выйти победителем. Я гнался за его сиянием, чувствуя, как под ногами хрустит сухая земля. Хитрец подпускал меня совсем близко. Я протягивал к нему руки и ловил… пустоту. Несмотря на все неудачи, я почему-то знал, что однажды всё равно завладею огнём и стану его полновластным хозяином.

Как правило, такие сны совпадали с датами важных событий. Пламя являлось все восемь раз, когда мы переезжали на новое место жительства, потом когда я переходил в новую школу и, наконец, когда мама вышла замуж за Оскара.

Я проснулся и посмотрел на часы. 3:08. Будильник раздражающе громко тикал в темноте. Этот анахронизм прошлого века придётся терпеть ещё два года. На пятнадцать лет мама обещала купить телефон. Во всём, что касалось быта, мама была ужасно консервативна. Она сама до сих пор читала бумажные газеты, ни за что не признавая их электронных собратьев. Я вздохнул и подумал, что было бы неплохо выпить стакан молока и почитать.

Я попытался нашарить тапочки. Под ногами противно заскрипели мелкие крупинки, напоминающие манку или песок.

Что за чёрт?

Пришлось включить лампу. Я увидел, что ноги стали чернее чёрного. На ощупь порошок, в который я вляпался, оказался шершавым и тут же перепачкал всё, к чему я имел неосторожность притронуться. Пятна остались на простыне, одеяле и даже подушке. Настоящий трубочист! И тут меня осенило – это сажа. Но откуда она взялась в моей комнате? Я искал ответ, не находил и в конце концов страшно разозлился, потому что не мог понять, с какой стороны подойти к разгадке этого ребуса.

Видно, я здорово переволновался, потому что внезапно прихватило живот. Выскочив в коридор, я заметил, что на кухне горит свет. Мама, одетая в длинное красное платье, закинув ногу на ногу, сидела за кухонным столом. Она расставила перед собой все наши комнатные растения и тихонько напевала, помахивая в такт совочком:

– Дэйзи, Дэйзи, как мне быть? Я прошу совета…

При виде меня она удивлённо подняла брови:

– Кальван, ты почему не спишь? А я тут, видишь, цветы пересаживаю.

«В три часа ночи?» – язвительный вопрос так и вертелся на кончике языка. Однако я сдержал первый порыв. Кому-кому, а мне-то было известно, что с мамой происходят и куда более странные вещи… Предательски заурчал живот. Игнорируя боль, я быстро спросил:

– Что ты пела?

– «Дэйзи Белл», или «На велосипеде для двоих». Мне нравится петь для цветов. Они слушают очень внимательно. Но самое главное, что в благодарность лучше растут.

С этими словами мама притянула меня к себе и пристально поглядела в глаза:

– Возможно, стоит петь почаще и для тебя… Я фыркнул, что означало: нет уж, увольте, Женевьева Монро. Вы и так возвышаетесь надо мной своими ста восьмьюдесятью сантиметрами. Мама подавляла меня изяществом фигуры, блеском длинных чёрных волос, а главное, белизной кожи, на фоне которой моя собственная выглядела ещё смуглее. Все утверждают, что я вылитый отец. Только глаза мамины – необычного янтарно-карего цвета.

По правде говоря, мою мать многие считали весьма странной особой. Судите сами – разве станет нормальная женщина, облачившись в вечернее платье, рассаживать цветы посреди ночи? То же происходило и с моим образованием. Где бы мы ни жили, она умудрялась пристроить меня в самое нестандартное учебное заведение. В этот раз её выбор пал на Демократическую школу в Сент-Поле, где считали, что традиционное образование душит творчество.

– Что это там, на полу?

Перехватив её взгляд, я увидел дорожку чёрных следов, тянущихся из моей комнаты. Мама присела на корточки, провела по следу пальцем, поднесла к носу и принюхалась. Платье огненным кольцом обвило её ноги.

– Пыль и пепел…

Вид у мамы был такой, словно она случайно наткнулась на знакомого из далёкого прошлого.

– Пыль и пепел… Как же там было?

Явно стараясь что-то вспомнить, она запела:

Наверное, не совсем точно…

– Мам?

Она вздрогнула.

– Прости, задумалась.

– Откуда эти строчки?

– Ниоткуда. Просто песенка, которую твоя бабушка Элиза напевала мне перед сном. Была ещё одна, которую она пела только в день равноденствия на стыке времён года. Она уверяла, что очень важно следить за сменой Северной Короны. А слова, кажется, были такие:

Да, что-то в этом духе. Однако, похоже, я снова витаю в облаках. – Она взглянула на меня с лёгкой улыбкой. – Сходи в душ, а я пока здесь приберусь. Вряд ли отчим оценит пепел твоих сгоревших снов. Да поторопись, завтра в школу.

Я уже почти засыпал, когда вернулась паника. Откуда мама знает, что эта сажа из моих снов? У неё явный талант успокаивать. Рядом с мамой невольно начинаешь нормально относиться к необычному, а что-то причудливое воспринимать лишь как странное. Временами это пугает.

Иногда мне кажется, что мама родом из другого мира. Забрела сюда из моих книг о волшебниках, эльфах и туманных землях, где обитают феи. Её хрупкость одновременно восхищает и раздражает. Порой я мечтаю о том, чтобы стать частью её мира, её защитой, а порой – о нормальной семье. Я хотел обдумать всё как следует, однако сон оказался сильнее. Я провалился в туман сновидений.

Резкий звонок будильника – как укол вилкой в переносицу. Чтобы поскорее его отключить, я практически вывалился из кровати. Сказать, что я люблю ранние пробуждения, – примерно то же самое, что заявить, будто в Миннесоте тёплые зимы. Вставать рано утром и гулять в лютый мороз – вполне сопоставимые страдания.