Вадим Шарапов

Рыжие крылья

– Провожающие в вагоне есть? Если не хотите с нами дальше ехать, то выходите! – люди в купейном вагоне, словно подстегнутые громким голосом проводницы, зашевелились быстрее. За окном бубнил вокзальный громкоговоритель, рассказывая, что «скорый поезд Москва-Владивосток через пять минут...» За шумом летнего дождя часть слов потерялась, превратилась в размытое бормотание.

Пассажиры занимались привычными для поезда делами. Кто-то помогал соседке закинуть на багажную полку тяжеленный чемодан («Ой, спасибо, я бы одна не... – Да не за что, обращайтесь...»). Кто-то раскладывал на столике непременную еду – традиционная «курнога» завёрнута в фольгу, рядом нарезанный хлеб и вареные яйца – еда всех, кто пересекает страну по рельсам. Кто-то суетился в поисках пропавшего билета: вот же он, только что тут был, куда только глаза смотрят, скоро же проверка! Нашелся в кармане, окаянный. Облегченный вздох.

А кто-то, самый везучий, просто спал, завернувшись в простыню с казенными поездными штампами. Эти ехали уже давно, суетиться им было незачем.

Дверь второго по счету купе громыхнула, откатившись, и оттуда раздался отчаянный детский рёв.

– А-а-а! Мама, он дерется! Он у меня раскраску отобрал! А-а-а!

Проводница, как раз проходившая мимо, остановилась, как вкопанная и заглянула в купе.

– Это кто тут у нас буянит? – строго спросила она, глядя на двух малышей – мальчика и девочку, лет пяти, которые как раз вцепились в несчастную книжку. В этот миг побежденная детская литература жалобно хрустнула обложкой, и распалась на листы. Брат и сестра (похожие, к слову сказать, как две капли воды) с размаху уселись на коврик, и теперь уже оба дружно заревели, наконец-то выпустив из рук измятые останки раскраски.

– Ну-у, это мои, больше некому, – сокрушённо сказали за спиной проводницы. Обернувшись, она увидела совсем молодую светловолосую женщину, тоненькую и высокую. – На минутку вышла за чаем – и все, уже успели устроить тут...

– Вы же у меня от самой Москвы едете? – улыбнувшись, спросила проводница.

– У вас, это точно, – снова вздохнула молодая мама, и осторожно поставила на стол стакан с кипятком. – Вы извините... вас, кажется, Марина зовут, да? Просто... мои всю дорогу спали как убитые, а теперь, как вечер наступил, проснулись. Ума не приложу теперь, как с ними справлюсь.

– Да уж, такие архаровцы кого хочешь замучают, – посочувствовала проводница Марина, собирая с пола разлетевшиеся листы раскраски. Рев в купе тем временем почти прекратился – только хныкала девочка, которую мама подняла с коврика, и посадила на нижнюю полку. Ее брат уже поднялся на ноги сам, и теперь хмуро глядел на изувеченную книжку.

– Олька – дура! – убеждённо сказал он, сурово глядя на сестру. Та хлюпнула носом, и отозвалась нежнейшим голоском:

– Ты сам дурак, Сашка! Такая хорошая была книжка...

– Ну-ка, не ругайтесь, – добродушно погрозила им пальцем проводница, аккуратной стопкой складывая книжные листы на столике. – Сейчас поезд отправляется уже. Смотрите лучше в окно.

– Спасибо, – смущённо сказала мама близняшек. – Меня Натальей зовут. Едем к папе... к мужу, то есть, в Новосибирск. Он у нас геофизик.

– Очень приятно, Наташа. А то едем, уже чуть не до Казани доехали, а я знать не знаю, кто тут у меня в вагоне самый главный источник шума, – рассмеялась Марина. Она хотела сказать что-то еще, но тут в коридоре раздался стариковский кашель, и бодрый дребезжащий голос произнес:

– Я не помешаю? Кажется, чуть-чуть опоздал.

Марина отступила в сторону, и с интересом оглядела сухонького седобородого старика с огромным сложенным зонтиком под мышкой и потрепанным чемоданчиком в руке. При этом старик был мокрым с ног до головы. Близнецы во все глаза уставились сначала на него, потом на зонтик, а потом – на то, что он нес в другой руке.

Это была большая кошачья переноска, внутри которой кто-то недовольно ворочался.

– Там киса? – спросила Оля, показав пальчиком на переноску.

– Именно! – с большим энтузиазмом отозвался старичок, протирая клетчатым носовым платком огромные очки, которые, как и он сам, были залиты дождем. – Именно! Ты, дружок, не ошибаешься, там киса! Которая, как и я, очень-очень промокла...

– Билет, пожалуйста, – попросила проводница, и старик протянул ей картонный прямоугольник. – Не опоздали, а «чуть-чуть», как говорится, не считается. Да, вот ваше место – третье, нижняя полка.

– Вы не волнуйтесь, я сейчас ее пересажу! – спохватилась мама Наташа и взяла Олю на руки. Старичок пожал плечами, повесил зонтик на крючок у двери, а потом аккуратно поставил переноску на вторую полку. Внутри не то фыркнули, не то хрюкнули, снова завозились и затихли.

– Я совершенно не волнуюсь, Наташа, – бодро отозвался старичок. – В моем возрасте злодеи-доктора и вовсе не рекомендуют волноваться, хотя я им не верю. А вот Тимофей, пожалуй, может слегка нервничать... Тимоша, ты как?

Он заглянул в переноску, вздохнул и развел руками.

– Что поделать, почтенный возраст...

– Ой! – спохватилась проводница. – Мне же за отправлением следить надо! Но я еще вернусь!

И умчалась в тамбур. Старик вежливо кивнул ей вслед, потом вышел в вагонный коридор и принялся встряхивать мокрый плащ.

– Вот так... – приговаривал он. – Вот и славно...

Разместив плащ на "плечиках", он вдруг спохватился и досадливо хмыкнул:

– Ай-ай-ай... Что сегодня со мной такое? Позвольте представиться – Михаил Платонович Немчинов. Профессор... впрочем, это совершенно неважно. Можно просто – Михаил Платонович.

Наташа кивнула в ответ и улыбнулась.

– Ну, раз вы меня по имени уже назвали, то вот мои двое, – сказала она, – Оля и Саша.

– Ну конечно, – подняв седые брови, покивал старичок, – конечно же, это Оля. И, несомненно, рядом с ней сидит Саша!

Молчащие и таращившие глаза близнецы вдруг оживились. Первым осмелел Саша.

– Дедушка, а кто там? – храбро спросил он, показывая обеими руками на переноску, таинственно возвышавшуюся на верхней полке.

– Там? – переспросиЛ Михаил Платонович. – О, дружок, это великий Тимофей!