сел, очумело глядя по сторонам и держась руками за голову. Под черным от сажи и времени потолком лаборатории плавали нити дыма, переливавшегося всеми оттенками перламутра. Облизав горькие губы, человек покривился и сплюнул.

– Пресвятая Бригитта, Ян Непомуцкий или кто там ещё... Что вообще здесь творится?

– Мяу! – произнёс кто-то неподалёку. Прозвучало это очень-очень злобно.

– Тимотеус... Симплицимус? – прохрипел человек. – Где ты?

– Мяу!

На этот раз мяуканье было одновременно злобным и испуганным. Покрутив головой, алхимик уставился на кота. Кот выглядел сильно потрёпанным, но вполне живым. Седина с его морды исчезла, усы воинственно топорщились в стороны. Впрочем, в этот самый момент седина, пожалуй, была последним, что поразило алхимика. Кот сидел под самым потолком на каменном выступе, до которого не смог бы дотянуться даже самый высокий человек, стоя на табурете. Растерянный Тимотеус Симплицимус нервно подёргивал крыльями, пытаясь уложить их на мохнатой спине. Потом, видимо до чего-то додумавшись, кот взъерошился, раздулся как шар и начал неуверенно, рывками, втягивать крылья внутрь.

– Невероятно... – прошептал алхимик, молитвенно сложив перед собой ладони. Окончательно разобравшись с мешающими непонятными крыльями, кот завозился на выступе и вдруг отважно сиганул вниз, растопырив лапы. Приземлившись точно на стол, Симплицимус испепелил хозяина взглядом

– Ты снова молод, друг мой! – торжественно возгласил алхимик. На морде у кота отразилось сильнейшее удивление. Он потянулся всем телом, потом поочерёдно вытянул вперёд передние лапы, выпустил острые когти и поскрёб деревянную столешницу. Фыркнул и одним упругим, сильным скачком оказался возле жестяной миски, чудом оставшейся неперевёрнутой. По лаборатории разнеслось громкое чавканье.

– Аппетит в порядке... Но почему я тоже голоден, как сто чертей? Боже мой! – взгляд алхимика упал на осколки колбы. – Эликсир!

Но последние капли состава уже испарились. Дрожащими руками старик взял отполированную бронзовую пластину, окунул в ведро с водой и всмотрелся в своё отражение. Борода была совершенно чёрной – и не от копоти. Алхимик провёл ладонью по лицу, на котором не осталось и следа от морщин, подмигнул сам себе. И задумался.

– Вот незадача... Завтра меня должен посетить старшина гильдии булочников, ведь я обещал ему сделать тот самый аравийский бальзам для кожи, который так хотела жена старшины. Как же быть? Похоже, мне придётся обмотать лицо холстиной и притвориться пострадавшим от небрежения при очередном эксперименте. Да, Тимотеус Симплицимус, не вовремя же ты решил проявить свой буйный нрав!

Кот, опустошивший миску со скоростью опытного землекопа, хмуро покосился на хозяина и даже открыл было пасть, но решил ограничиться выразительным мяуканьем. Звучало это так, что было понятным и без слов.

– Да, да, – рассеянно покачал головой алхимик. – Действительно, спасибо уж и на том, что ты пожалел мои седины и не стал воевать в полную силу. Но что же нам делать, Симплицимус? Ведь этот эликсир, помимо всех его чудесных свойств, имеет главное...

«Ну-ка, ну-ка, удиви», – читалось во взгляде рыжего кота.

– Теперь, о мой четверолапый коллега, нам, а более всего – тебе, суждено прожить невероятно долгую жизнь. И было бы ужасной глупостью потратить эти столетия, а то и больше, на корпение над очередными рассыпающимися в руках томами. Не лучше ли поступить, подобно странствующим рыцарям прошлого? Ведь Сфинкс был создан для того, чтобы защищать от зла. Чем же хуже ты, Тимотеус Симплицимус?

– Мя?

Глаза кота стали похожи на плошки. В них явно читалось: хозяин, ты спятил, а как же моя миска? как же наше тёплое, пусть и мрачное жилище? а куриные потрошки? как быть с потрошками-то?

– Миску мы, пожалуй, прихватим с собой, – успокоил его хозяин. – И потом, ведь я не собираюсь бросать лабораторию или отдавать какому-нибудь лавочнику, который сделает здесь кладовую для своих товаров. Нет, этому не бывать! Но подумай сам, Тимотеус – как будет славно красться темными ночами по крышам и переулкам, выслеживая зло, которое скрежещет своими...

«Хозяин, ты точно спятил», – кот повалился на бок и притворился мёртвым.

– Скрежещет своими... своими... – алхимик обречённо махнул рукой и вздохнул. – В общем, Тимотеус Симплицимус, нам с тобой не суждено отлёживать бока, ибо теперь ты перестал быть простым котом и стал, не побоюсь этого слова, истинным кошангелом!

Кот подёргал ухом и решил, что мёртвым быть скучно. Он сел, потом снова напыжился и выпустил крылья. Неуклюже взмахнул ими и поднялся под потолок, где и принялся носиться кругами, с каждой минутой все увереннее и увереннее набирая скорость.

– Вот так и рождаются ангелы, – пробормотал алхимик.

* * *

– Надо же, какая история, – сказала Наталья, когда профессор Немчинов замолчал и отхлебнул чая, аккуратно помешивая в стакане ложечкой. – Я сразу поверила.

– Вам бы сказки сочинять, – с уважением заметила проводница. Профессор Немчинов вздохнул и развёл руками.

– Ну почему сразу – сказки? Я, конечно, понимаю, что история моя в некоторых своих моментах может показаться немного странной. Однако это чистая правда. Вот и Тимофей может подтвердить.

– Нет, вы точно нас разыгрываете! Крылатый кот – где ж такое видано? – засмеялась Марина. Она посмотрела на часы и вскочила:

– Ёлки-палки, мне же нужно ведомость заполнить! Кстати, тут у нас сложный участок пути, вроде и полотно лежит новое, а все равно постоянно колотит. Так что приготовьтесь, и с кипятком аккуратнее, может потрясти немножко...

Женщина одёрнула юбку и взялась за ручку купейной двери. И в эту секунду кот Тимофей громко и резко зашипел, вздыбив шерсть. Из его боков вырвались длинные рыжие крылья, которые, казалось, заполнили все пространство небольшого купе.

– Что это? – вскрикнула Наташа. Дети заверещали от восторга.

– Тимофей! – не своим голосом крикнул Немчинов. – Я...

Бесконечная секунда растянулась, будто резиновая, когда вагон встал на дыбы. Люди, сумки и чемоданы полетели с полок, завизжало рвущееся железо. Стеклянное крошево из окон брызнуло, словно порыв метели. Проводницу Марину выкинуло в перекосившуюся дверь, за которой не было коридора – только лохмотья вагонной обшивки.

Рыжие крылья заслонили своими перьями день, и весь мир погас.

В серой уютной мгле не было ни верха, ни низа, никаких сторон и направлений. Только бесконечный, струящийся отовсюду полусвет,