class="p1"> – Ой... – от неожиданности она удивлённо хлопнула себя руками по бедрам. – Какой котище!

Рыжий Тимофей не спеша подошел к ее ногам, обнюхал их с прежней тщательностью, потом сел и стал сосредоточенно вылизывать переднюю лапу.

Повосхищавшись котом, Марина ушла и через несколько минут вернулась со стаканами, в которых дымился свежезаваренный чай.

– У нас не из пакетиков, – с гордостью сказала она. – Заварка цейлонская, я только что пачку открыла.

– Марина, вы просто наш ангел-хранитель, – Михаил Платонович осторожно отхлебнул горячий чай и принялся звенеть в стакане ложечкой. Саша и Оля сосредоточенно дули на кипяток.

Внезапно кот Тимофей пружинисто вскочил и негромко мяукнул. Потом одним прыжком перемахнул за порог купе и исчез в коридоре, мелькнув рыжим хвостом.

– Тимоша, куда... – растерянно воскликнул профессор Немчинов. Марина ойкнула и смешным движением по-детски шлепнула себя по лбу.

– Вот я дура! Дверь не закрыла...

Она дернулась было в сторону купе проводников, но тут в дверном проеме снова появился Тимофей. Кот был очень сосредоточен. В пасти он аккуратно нес маленького, абсолютно черного котенка, который жалобно попискивал, раскрывая рот с мелкими зубками.

– О-ой! – в один голос выдохнули дети. Чай был забыт, оба бухнулись на пол и на коленках подползли к Тимофею, который выпустил растрепанного котенка и теперь сидел с совершенно отсутствующим видом, глядя куда-то под стол.

– Барсик! – проводница присела и погладила отчаянно мяукающего котенка. – Ты как выбрался? Тебя же могли придавить нечаянно! Ох, вот я растяпа...

– Значит, у вас тоже есть кот, – хитро прищурился Немчинов, глядя на смущённую Марину.

– Вообще-то нам запрещено, – покраснела та и принялась оправдываться, – ну он же совсем маленький, мне его один пассажир подарил, он вышел уже... а я его у себя прячу, чтобы начальник поезда не увидел... если увидит, то ужас что начнется...

– Не беспокойтесь, Марина, – в голосе профессора прорезались авторитетные нотки старого преподавателя, – мы никому не скажем. Правда? – он посмотрел на детей и Наташу.

– Нет! Не скажем! – закивали головами Оля и Саша. Их мать тоже кивнула.

– Вот видите? Никому ни-ни. Это наша кошачья тайна. А во-вторых, уважаемая Марина, мой Тимофей приглядит за вашим Барсиком гораздо лучше, чем вы или я. Тимоша на этом деле, что называется, собаку съел.

– Мрмя! – обиженно высказался рыжий кот из-под стола. В этом мяуканье отчётливо слышалось, что никаких собак он не ел, и даже мысль об этом ему, солидному коту, глубоко отвратительна.

– Простите, Тимофей, – сокрушённо сказал старичок, – никак не могу избавиться от этого оборота речи.

– Мя, – снисходительно согласился кот, внимательно наблюдая за черным Барсиком, который уже освоился и обнюхивал обувь.

– Ваш Тимофей – он что, правда понимает, о чем мы говорим? – недоуменно спросила Наташа. Обе они, вместе с Мариной, уставились на профессора, который пожал плечами.

– Я же говорил... Тимофей не просто кот. Впрочем, знаете, что? Присаживайтесь с нами, и я расскажу вам одну историю.

– Я сейчас, – засуетилась проводница и подняла с пола котенка. – Только отнесу Барсика...

– Зачем? – удивился Михаил Платонович. – Вы его положите в переноску Тимофея. Ему там будет спокойно, он уснет и никого не побеспокоит.

– Да? – Марина с сомнением посмотрела на него. Профессор протянул руку, забрал у нее Барсика и аккуратно положил его в переноску. Изнутри некоторое время слышалась возня, потом котенок мяукнул один раз и затих. Марина осторожно посмотрела внутрь.

– Спит... – удивлённо сказала она, и с круглыми глазами повернулась к профессору. – Это как так? Обычно и не угомонить, пока не напрыгается!

– Все дело в Тимофее, – туманно пояснил Немчинов. Он отхлебнул из стакана, потом повторил:

– Присаживайтесь, Марина, и я расскажу.

* * *

Жил некогда в Старой Праге один алхимик. Вся жизнь его, как водится, проходила в закопчённой лаборатории, где света было ровно столько, сколько давал фонарь на столе, огонь в горне и пламя под очередной ретортой, в которой булькал неведомый состав. Алхимик искал Философский камень. Все алхимики испокон веков, с того самого момента, как первый из них поднёс к воспалённым глазам флакон с результатом эксперимента, мечтают найти Философский камень. Многим он нужен для того, чтобы превращать свинец в золото – ведь алхимические опыты совсем недешёвы, а расплачиваться с королями и герцогами чем-то нужно. Но есть и другие... Те мечтают отыскать секрет бессмертия или управления неживой материей. Конечно, только ради того, чтобы облагодетельствовать человечество, влачащее свои жалкие дни во тьме невежества.

Вот и наш алхимик тоже мечтал о бессмертии. Не для себя, нет – он был уже стар и достаточно мудр, чтобы лишь усмехаться, читая в потрёпанных инкунабулах строки о вечной жизни и молодости.

– В молодости я был дураком, – пожимая плечами, алхимик перелистывал очередную прожжённую кислотой страницу, – кто же гарантирует мне, что, вновь обретя юность, я не натворю таких же ошибок?

Ни жены, ни детей у алхимика не было, он жил одиноко в своём каменном доме на одной из узких, запутанных улочек старого города. Ну, почти одиноко. Дело в том, что у алхимика был кот. Этого огромного, рыжего и мохнатого зверя неведомой породы звали Тимотеус Симплицимус. Даже будучи в подпитии (много ли радостей у одинокого старика, который умеет возгонять и дистиллировать, используя древние арабские трактаты?) алхимик решительно отказывался как-нибудь сократить это прозвище.

– Ть... мотеус Си-импле... Симупль... Ик! Симпльсимиссус! – заплетающимся языком звал он, постукивая жестяной миской с куриными потрошками по каменному полу. – Тимотеус! Где ты, фараонова напасть, ок – ик! – каянный мышелов?

Симплицимус гордо появлялся из-за какого-нибудь шкафа, где обычно спал, уютно развалясь на пыльных фолиантах с мудреными названиями вроде "Artis auriferae, quam chemiam vocant" или "Summa Perfectiones Magesterii".

– Явился, дитя погибели! – ласково встречал его алхимик. Кот подходил к миске, некоторое время ворошил лапой содержимое, потом снисходил до низменного и начинал есть. Вылизав миску дочиста, Симплицимус одним прыжком взбирался на стол, благоразумно держась подальше от огня и кислот, и замирал неподвижно, глядя жёлтыми круглыми глазами