Да, я верю в проклятие Маклейнов. Если бы вы видели вспышку ослепительно белого света и слышали удар грома над замком Маклейнов в ясный летний день, как видела и слышала я, вы бы тоже поверили.

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем маленьким внучкам однажды в холодный зимний вечер

– Проклятие! Бентли! Где вы?

Этот крик, или, скорее, рев, эхом отозвался в утреннем воздухе, перекрыв топот лошадей и грохот экипажей па улицах Мейфэра, самого фешенебельного района в Лондоне.

Изумленный Грегор Маклейн даже отступил па шаг от резной входной двери Оугилви-Хауса и, запрокинув голову, посмотрел на распахнутое трехстворчатое окно.

Было слишком раннее время для драматических происшествий. Во всяком случае, в большинстве жилых домов. Впрочем, для Оугилви-Хауса драмы и даже трагедии – дело вполне обычное. Члены этого семейства были неумны, излишне чувствительны и до крайности склонны к возбуждению. Ничто не привлекало Грегора к этому дому, за исключением их единственной дочери Венеции. Спокойная, разумная, она крайне редко проявляла, открытое недовольство чем бы то ни было и обладала способностью не поддаваться неприятным тенденциям в поведении собственных родителей. За годы дружеских отношений с Венецией Грегор обнаружил в ее натуре лишь один существенный недостаток: стремление слишком настойчиво вмешиваться в жизнь окружающих.

– Бентли! – еще громче прозвучал возглас мистера Оугилви, напоминавший рыдание.

Грегор еще раз постучал в дверь. Чем скорее он заберет с собой Венецию на утреннюю прогулку, тем скорее избавится от набирающей силу очередной вспышки помешательства в этом доме.

Дверь распахнулась. Дворецкий, обычно невозмутимый, на этот раз испустил вздох облегчения.

– Милорд, я так рад… вы и представить себе не можете… У нас было такое ужасное утро…

Грегор молча прошел мимо бормочущего что-то дворецкого. В Оугилви-Хауее даже увольнение повара или браслет, положенный не на то место, приводили к сценам, достойным театральных подмостков, – бесконечным препирательствам, патетическим восклицаниям, взаимным обвинениям и даже к обильным слезам. На основании долговременного опыта он пришел к выводу, что разумнее всего попросту не, обращать никакого внимания на все эти эскапады.

– Я зашел за мисс Венецией, чтобы пригласить ее на утреннюю прогулку верхом. Полагаю, она уже готова?

От тяжелого, глухого удара где-то на верхнем этаже дома зазвенели хрустальные подвески люстры.

Грегор хмуро взглянул на лестничную площадку и с некоторым беспокойством спросил:

– Скажите, мисс Венеция, как обычно, ждет меня в комнате для завтраков? Нам надо поторопиться, чтобы попасть в парк до того, как его наводнят светские хлыщи.

Бентли наморщил лоб и залепетал:

– Но, милорд, мисс Оугилви не… – Бентли не успел договорить.

В этот момент с верхней площадки лестницы донесся оглушительный треск, за которым последовал истошный Крик:

– Бентли, прикажите подать карету!

Грегор, в свою очередь, устремил на дворецкого строгий взгляд:

– Вы что-то начали говорить о мисс Оугилви?

В ответном взгляде дворецкого он увидел тревогу и страх.

– Она исчезла, милорд, и мы не знаем, где ее искать!

– Что?!

– Да, милорд, – сказал Бентли, в отчаянии стиснув руки. – Мисс Оугилви внезапно покинула дом ранним утром, никому ничего не сказав. – Он опасливо оглянулся в сторону лестницы и еле слышно добавил: – Она оставила лорду Оугилви записку, которая, привела его в неистовство.

– Вам известно, что было в записке?

Дворецкий покачал головой.

Как это странно. И как не похоже на Венецию…

Наверху хлопнула дверь. Мистер Оугилви выскочил на лестничную площадку и помчался вниз по ступенькам. Обычно он являл собой образец элегантности, но в данный момент на нем были измятые кальсоны и халат нараспашку. Ноги босые, ночной колпак сбился на макушку, а седые нечесаные волосы торчали во все стороны.

– Бентли! – возопил Оугилви, размахивая измятой бумажкой. – Вы что, не слышали?! Мы должны… Венеция не может… она… о нет! – Голос его дрогнул. Мистер Оугилви плюхнулся на нижнюю ступеньку и обхватил голову руками. – Что мне делать? Ну что мне теперь делать?!

Грегор молча и не двигаясь с места смотрел на отца Венеции. Оугилви не так давно целую неделю пролежал в постели, когда пропал его премированный пудель, он был уверен, что собаку похитили ради того, чтобы потребовать за нее выкуп. Пес, разумеется, вернулся домой через неделю, отощавший и грязный, но совершенно счастливый; с собой он привел предмет своей любовной страсти – трехногую беспородную шавку. Рожденные ею щенки оказались, как и следовало ожидать, весьма безобразными.

Мать Венеции, как говорится, была скроена и сшита на тот же фасон, как и ее муж. Увольняла слуг за малейшую провинность; заявляла, что умирает, если у нее, не дай Бог, заболит голова; впадала в болезненное уныние, если ей казалось, будто кто-нибудь из ее знакомых относится к ней неуважительно, и разыгрывала трагедии, достойные провинциального театра, если обнаружит на шляпке пятно.

Грегор наблюдал бессчетное количество разнообразных сцен, однако ни одна из них не вызвала у него участия. Да он и не позволил бы себе тратить душевную энергию на подобные пустяки, тем более что всегда и все кончалось благополучно без посторонней помощи.

Несмотря на жалобные всхлипывания мистера Оугилви, Грегор сомневался, что Венеции угрожает опасность. Скорее всего она просто забыла о своем обещании отправиться с ним на прогулку верхом и ушла на пешеходную прогулку. Наверняка пришлет ему записочку с извинениями, и все вернется на круги своя.

Но как бы то ни было, Грегор решил, что ему пора удалиться.

– Мистер Оугилви, позвольте мне попрощаться с вами. Вы очень расстроены, и вам надо побыть одному.

– Нет! – Отец Венеции с умоляющим видом протянул к нему руку. – Лорд Маклейн! Прошу вас – не ради меня, а ради спасения Венеции. Она… – Что-то булькнуло у него во рту, как будто слова застревали в горле. – Пожалуйста, – продолжал он, глядя на Грегора. Глаза его наполнились слезами. – Пожалуйста, помогите мне ее найти.

Глядя на Оугилви, Грегор почувствовал холодок в сердце. В глазах пожилого джентльмена застыл неподдельный ужас.

Грегора бросало то в жар, то в холод.

– Что случилось? – резко спросил Грегор.

– Она… она…

Оугилви снова обхватил голову руками и разрыдался.

Грегор уперся сжатыми кулаками в бока. В этот момент грянул гром, ветер с силой ударил в оконные рамы. Грегор направился к лестнице, громко стуча каблуками по мраморным плитам пола. Остановившись перед стариком, Маклейн повторил свой вопрос: