— В те времена, когда я был молод, красив и полон жизни, в нашем царстве каким-то неведомым образом появились две старушки, которым было суждено изменить весь наш мир.

Трое ребятишек во все глаза уставились на чудного седого деда, в ожидании очередной сказки, которыми он их последнее время стал баловать.

— Это случилось как раз перед тем, как на Русь-матушку обрушилось страшное несчастье — в городах и сёлах стали пропадать дети. Кто творил сие бесчинство — народ не ведал, но свято верил, что придёт герой, и избавит их от злодея проклятущего.

Уставший Кощей зевнув, задремал, но ребятишки тут же растолкали его:

— Дед, а сказку?

Кощей встрепенулся и продолжил:

— Возвращался как-то я от Горыныча, проезжал, аккурат мимо леса Яги, как навстречу мне вывалились две кикиморы. Глаза бешено вращаются, волосы-колтуны дыбом, руками машут, вопят на каком-то странном языке. Бегут в мою сторону. Единственное, что разобрал из их воплей: «Мужииик!» От сего действа я опешил, а конь, всхрапнув, встал на дыбы, молотя по воздуху копытами, выкинул меня из седла. Когда мои кости рухнули на землю, громко гремя, тогда-то я и понял, что в наше мирное на то время, царство пришла самая настоящая беда. И имя этой беде бабки-попаданки! — Кощей грустно вздохнул. — Знал бы, чем мне грозит знакомство с двумя этими предприимчивыми особами, пошёл бы подопытным к Бабе-Яге. Она давно меня уговаривала.

Кощей привалился больной спиной к дереву, почесывая седой затылок.

— Деда, а что случилось-то? — поинтересовался один из юных слушателей.

— Ох, детки, — удручённо ответил старик. — Беда случилась, беда. Вся жизнь моя — беда.

— Расскажи. — попросили внуки, заинтересованно взирая на него.

— Ну, тогда слушайте… В то время, когда я был молод и свеж, когда горячая кровь бурным потоком струилась по моим венам, когда я жаждал битв, подвигов и славы, а в моей голове не было захватнических планов, Русь-матушка жила мирно и спокойно… Время богатырей ещё не настало, а красавицы были ух, кровь с молоком. Мой батюшка — Кощей старший ушёл на покой, передав всю власть в мои загребущие руки. При этом строго-настрого наказал в скором времени жениться. Невесты, конечно, были на примете, и какие! Дочка царская лицом — красавица писаная, а умом дура дурой. Купчиха, хоть и умна, а ни рожи, ни кожи…брр. Вот и стал ездить по городам и весям в поисках своего счастья. Но так и не нашёл — то Василиса красна, то Марья искусана, то Алёнушка с придурью и братец у неё — козёл! — сказал Кощей, потирая ушибленное мягкое место.

Дети, держась за животы, покатывались со смеху.

— Ну, дед, ты как скажешь!

— Ой, чего я-то? Вот Варвара — краса, в руках стальная коса, на самой балахон, на голове капюшон. Слово скажет, как размажет. Видал три раза — страшна, зараза! Ух и улепётывал я от неё! — нервно вздрагивая и постоянно оглядываясь, вещал Кощей.

— А дальше?

— Дальше, дети, я так удирал, что меня занесло на болота, где я и увяз. Вот там-то я и встретил эту жабу мерзкую! Жирная, склизкая в бородавках, лапы перепончатые, глаза на выкате, а как рот откроет, так комары да мошки вылетают. Требовала, чтоб я женился на ней и всё целоваться лезла. Зараза! Еле ноги с болота унёс. — позеленев лицом, выдал старик.

— Думаете это всё? Куда там! На Руси-матушке невесты на каждом шагу, одна интересней другой. То ведьма попадётся, то девица с рыбьей зад***й и жабрами, то Нюрочка-Снегурочка с синими губами. С этой вообще связываться опасно было — отмороженная на всю голову и жила с дедом-отморозком.

Дети, утирая слёзы от смеха, ничком лежали на прогретой солнечными лучами полянке. А в тени раскидистого дуба, прислонившись спиной к сухой коре, восседал Кощей с почти беззубой улыбкой наблюдая за ребятнёй.

— Много я тогда повидал на своём веку, детки. Да вот суженую свою никак не мог найти. Везде побывал, даже в горы ходил, авось там затерялась красавица да умница, ан нет, лишь тётка пещерная, на камнях — малахитах помешанная, да в кожу змеиную одевающаяся. Она ж камни эти, как орешки грызла зубами своими острющими. А взгляд-то какой дикий был! У меня до сих пор мороз по коже нет-нет да пробегает. Жуткая тётка! От неё убегал не оглядываясь — боялся что догонит. Вот так обойдя весь наш мир вдоль да поперёк, вернулся я домой не солоно хлебавши. Батюшка мой, конечно, расстроился, поняв, что не привёз я в дом столь желанной ему невестки. А я наоборот рад был, что жены не сыскалось. А то если возьми я одну из тех, что видел, то до конца дней своих быть мне заикой с нервным тиком и безумным взглядом. — Кощей, прикрыв веки грустно улыбнулся.

— Вот и жил я не тужил. И всё было хорошо. Мир захватывал, власть свою устанавливал да порядки новые. Приказ издал о сборе налогов в виде девиц-красавиц, которых должны каждый год мне поставлять, иначе ж я освирепею. Нашлю нечисть на города да сёла, али ещё напасть какую придумаю. И зажилось мне тогда привольно на Руси-матушке! Сотни лет правил, живя долго да счастливо, пожирая молодильные яблочки. И чем старше я становился, тем больше этих волшебных плодов мне требовалось. В моём саду их, конечно, очень много растёт, но не действует больше на меня сей волшебный фрукт, оттого-то так и постарел. — Кощей, тяжело вздохнув, пустил скупую слезу и смачно шмыгнул носом.

— Почему не действует? — удивились дети, выжидающе уставившись на дедушку.

— О-о-о, это очень длинная история. Начну, пожалуй, с самого начала…

Где-то в России.

— Профурсетка! — злобно зыркнув в сторону здешней красавицы крикнула баба Сима — местная служба слежения за соседями, ярая поборница морали и справедливости.

— Ишь ты пошла, пошла хвостом виляя. УУУ, шаболда! — грозя кулаком вслед вторила подруга — баба Люба, в простонародье «Хочу всё знать» — глаза и уши местного двора.

— Любк, а Любк, ты семки лузгать принесла? — обратилась к подруге Симка, поправляя на голове цветастый платок, прикрывающий седую голову с редкими волосами.

— Что ты, что ты, старая! С моими-то зубами да семАчки лузгать? — расплылась в беззубой улыбке Любаша. — А ты слыхала, на втором-то этаже чагось случилось?

— А шо случилось? — округлив глаза, поинтересовалась Сима.

— Клавка-то рыжая поймала своего прЫнца с вертихвосткой из соседнего дома.

— Да ты шо? — всплеснув руками с дряхлой, обвисшей кожей удивилась старушка. — Прямо таки поймала?

— Вот те зуб!

— Это тот, что выпал? — хохотнула подруга.

Любаша обиженно поджала губы, бормоча что-то нечленораздельное. В свои семьдесят лет выглядела старушка довольно миловидно. Полное отсутствие зубов никогда не смущало женщину. Переживала она только из-за вечно плоской груди. Частенько вздыхала и охала, думая, как несправедливо, что во времена её молодости о пластической хирургии ещё ничего не знали. Нос местные умельцы вправляли штакетиной, а горб — оглоблей. Эти же нехитрые приспособления, наряду с пчелиными укусами, использовали для придания объёма губам и попы. С тех пор Любка и осталась беззубой. Теперь же глядя на фигуристых красавиц, бабка завистливо цокала языком и называла их уже привычным словом «шаболда».