Господи, если бы знать, что на самом деле это так страшно,так невозможно страшно… Или не Господи, а дьявол? Или кто там еще искушает нас,обещая, что один раз будет очень тяжело, зато потом все наладится, и в следующийраз уже не так страшно, а потом легче, и легче, и легче… А главное - послеэтого первого раза сразу же все встанет на свои места, тяжесть упадет с плеч, иты поймешь, что все было не зря, не напрасно. В первый раз так и случилось,тяжесть упала, и стало легко дышать, и можно было снова поднять голову и житьдальше, и казалось, что второй раз будет легче. Но во второй раз все равнострашно. А в третий?

- Со мной никто еще так не разговаривал…

Эти последние слова все еще звучат в ушах, и этот последнийвзгляд, доверчивый, восхищенный, все еще прожигает мне щеку, хотя сами глазауже мертвы, и голос, теплый и чуть удивленный, никогда больше не вырвется изэтой гортани, заключенной в нежную оболочку белой кожи, покрывающей шею. И ужедругой голос, властный, пугающий, набирает силу в воспаленном мозгу, напоминая:мне все равно, как ты убьешь, но на теле должна остаться метка - розовыйшелковый бантик, приколотый к волосам.

Бантик лежит в кармане, приготовлен заранее. От ужасапроисходящего пальцы внезапно обретают какую-то сверхчувствительность, ишелковая ткань кажется на ощупь шершавой и жесткой, как наждачная бумага.Мелькает несуразная мысль о том, что продавщица в галантерейном отделеунивермага обманула и подсунула вместо шелковой ленты дешевую синтетику. Надоперестать думать и довести дело до конца.

Приколоть бантик к волосам. Достать заколку-невидимку,которая никак не выковыривается из карманного шва. Нагнуться. Дотронуться допряди волос. Мертвая прядь. Мертвых волос. На мертвой голове мертвого человека.Зажмуриться, ничего не видеть, потом открыть глаза и убедиться, что это толькосон…

* * *

А вода в ванной все шумела и шумела. Георгий недовольнопоморщился, переменил позу, высвобождая затекшую ногу, огляделся в поискахтелевизионного пульта. Вечно она засовывает его в самые неожиданные места ипотом подолгу ищет, разбрасывая все, что попадается на пути. Зачем он тутсидит? Чего дожидается? Сейчас она выйдет из ванной и… Что? Кинется к нему вобъятия? А потом, удовлетворенная и притихшая, снисходительно спросит, какойподарок он хотел бы получить к Пасхе? Ничего этого не будет, потому что сегодняона не в настроении. Сегодня она опять… Появилась среди ночи, взбудораженная,нервная, бросила, выходя из машины, косой взгляд на Георгия, терпеливо сидевшеговозле ее дома на скамейке.

- Зачем ты здесь? - спросила сквозь зубы,полуобернувшись через плечо. - Я тебя не звала.

- Мы давно не виделись, - виновато пробормотал он.

- Ну и что? Это дает тебе право меня караулить? Тыдолжен приходить только тогда, когда я тебе звоню и мы договариваемся. Сколькораз нужно повторять, чтобы ты наконец запомнил?

- Я могу войти? - покорно вздохнул он.

В тот момент он еще надеялся, что она просто задержалась вгостях, ездила куда-то далеко, потому и вернулась поздно. Войдя следом за ней вквартиру, заметил при ярком свете запавшие страшные глаза, обведенные серымиполукружьями, и понял, что все повторяется. Ярко-алые узкие брючки в точностисовпадали по цвету с губной помадой и мягкой кожей, из которой сделана изящнаясумочка, все остальное в ее облике было черным вплоть до лака на ногтях иукрашений с ониксами. И такими же черными и жуткими были ее глаза. Ведьма,прилетевшая с шабаша. Единственной вещью, выпадавшей из образа, был пакет,обычный пакет из супермаркета, в таких покупки носят.

Она бросила пакет прямо у двери, словно тут же забыв о нем,и молча ушла в ванную. Георгий знал, что теперь она будет долго стоять поддушем, словно не моется, а отмывается от чего-то липкого и мерзкого, потомнальет воду в ванну, бросит ароматические и расслабляющие соли и будет лежатьне меньше получаса, потом выйдет, обернутая большим полотенцем, пройдет, неговоря ни слова, в спальню и закроет за собой дверь. Она не будет спать, нет,просто полежит минут тридцать-сорок. Потом выйдет и спокойно и твердопотребует, чтобы он ушел. Никакой близости, никаких ласк, никаких разговоров.Он покорно уйдет и станет ждать ее звонка, но позвонит она не раньше чем черездве недели. Так уже было раньше несколько раз. Она ничего не объясняет и ни зачто не просит прощения, она просто делает так, как считает нужным и как ейудобно, а он терпит, потому что у нее есть деньги. А у него их нет.

Зачем он тут сидит? Чего ждет? Очередной подачки в видемодной куртки или стильных часов? Честно говоря, было бы очень кстати, носегодня, совершенно очевидно, не обломится ему. Ждать придется как минимум двенедели, а ведь уже тепло и носить зимнюю куртку как-то не по сезону. А если неждать? Если попробовать не пойти у нее на поводу? Ну что она сделает? Убьетего? Кишка тонка. Выгонит? Так она и без того его выгонит, только не сразу, акогда выйдет из спальни. Чем он рискует?

Ноги снова затекли, Георгий поднялся, немного походил покомнате, чтобы размяться, дошел до окна, выглянул на улицу, сделал несколькошагов к входной двери и споткнулся о брошенный пакет. С досадой пнул его ногойи наклонился, чтобы поднять. Из пакета выпала черная вельветовая куртка. Ичто-то непонятное, лохматое. Парик? Да, парик. Длинные каштановые кудри, слегкаотливающие медью. Странно… Зачем ей парик? Совсем недавно она постриглась.Зачем было стричься, если ей нравятся длинные волосы? Оставила бы как есть.Чепуха какая-то. Вечно она пытается сделать себя, получше, попривлекательнее,то с прическами мудрит, то с макияжем, то с одеждой, хочет выглядеть моложе исексуальнее. А зачем? Кому она нужна-то, кроме него, Георгия? Кто на неепозарится?

Хотя… ведь ездила же она куда-то. Для кого-то надевала ипарик этот патлатый, и молодежного покроя куртку. Неужели нашелся любительнесвежего тела? И ведь это уже не в первый раз.

Он еще раз с силой ударил по вывалившемуся из пакетасодержимому, парик взмахнул крыльями-локонами, отлетел и приземлился на порогекомнаты, а куртка испуганно забилась в угол.

Решительно рванув ручку двери, Георгий вошел в ванную. Чтони говори, а выглядит она очень даже прилично для своих лет, подумал он, имея ввиду, конечно же, не ванную комнату, а находившуюся в ней женщину.

- Где ты была? - громко спросил он, стараясь при помощидецибел придать себе храбрости. - Мне надоели твои постоянные отлучки.

- Ничем не могу помочь, - равнодушно бросила она. -Если что-то надоело тебе, то это проблема твоя, а не моя.

- Так все-таки, где ты была?

- Там же, где всегда.

- Где это? - он немного растерялся, не ожидая такогоответа.

- Это не твое дело. Ты проводишь со мной несколькочасов в неделю, все остальное время я живу своей жизнью, о которой я тебе необязана рассказывать. Выйди, пожалуйста, и не мешай мне.