- У тебя кто-то появился?

- Это не твое дело. Мы с тобой не живем вместе, ты всеголишь приходящий любовник и моим временем не распоряжаешься. Я бываю там, гдехочу, и тогда, когда хочу. И, если уж на то пошло, с тем, с кем хочу. Непонимаю, что тебя не устраивает.

Она даже не повернула голову, так и лежала, вытянувшись вванне и подняв лицо, будто разглядывая что-то на потолке.

- Я понял. - Георгий сделал над собой усилие, чтобы неответить грубостью, за которую ему пришлось бы потом дорого заплатить. - Я непрошу, чтобы ты передо мной отчитывалась…

- Было бы странно, - презрительно фыркнула она.

- Но я могу спросить хотя бы просто из любопытства? Мывсе-таки не чужие с тобой, правда? Ты приходишь в два часа ночи, напряженная,взбудораженная, сама на себя не похожая, со мной не разговариваешь, даже видетьменя не хочешь. Так было и в прошлый раз, месяц назад, я помню. И в декабре,перед Новым годом. И осенью было. Я ничего не требую, я просто хочу знать,откуда ты возвращаешься в таком… непонятном состоянии.

Она соизволила повернуть голову, подняла над розоватой отароматических кристаллов водой одну руку, пошевелила пальцами в воздухе,рассматривая маникюр. Потом проделала ту же манипуляцию с другой рукой. Ногтибыли длинными, покрытыми черным и красным лаком: на черном поле красная полоскапо диагонали. «Ей не идет, - подумал Георгий. - Молодым девчонкам черный цветпридает сексуальность, а ее он уже старит. Неужели сама не видит?»

- Я бываю там, где получаю удовольствие, - негромкоответила она, снова уставившись в потолок. - Более того, я получаю наслаждение,такое наслаждение, какое тебе и не снилось. Самое острое и самое глубокоенаслаждение, какое только можно вообразить.

- Ты что, не понимаешь, что в твоем возрасте это оченьопасно?! - взорвался Георгий. - Тебе уже не семнадцать лет!

- Ты о чем? - Она слегка удивилась, но, однако, ненастолько, чтобы все-таки посмотреть на него.

- Ты ведь наркотики употребляешь, да? Я угадал? Что тыделаешь? Нюхаешь кокаин? Или колесами заправляешься? Или уже колешься? У тебячто, совсем мозги отшибло, не соображаешь ничего, да? Забыла, сколько тебе лет?

Он еще успел проорать несколько столь же гневных слов, когдавдруг понял, что она его не слушает. Она хохочет. Громко, немного истерично,даже как-то надрывно. Теперь она сидела в ванне, полуобернувшись к нему,положив руки на бортик и уткнувшись в них лицом. Внезапно смех оборвался. Онаподняла голову и посмотрела на Георгия так, что ему стало не по себе. Глаза еебыли еще более страшными, а лицо еще более бледным, чем полчаса назад, когдаона пришла.

- Я все помню, мальчик, - медленно произнесла она. - Ипро свой возраст, и про твой, и про свои деньги, и про твои. В твоей убогойголовенке живет скудный набор представлений, которыми ты и руководствуешься всвоей скудной жизни массажиста. Ты думаешь, что единственный источникнастоящего наслаждения это наркотики? Мне жаль тебя, мальчик. Ты не знаешь иникогда не узнаешь истинных глубин наслаждения и восторга, потому что онинедоступны твоей скудной, убогой душонке.

Она сделала короткую паузу и вдруг завопила:

- Убирайся! Вон отсюда! И не смей за мной следить изадавать мне вопросы!

Георгий испуганно шарахнулся к двери, он не ожидал такогоперепада громкости. А она продолжала спокойно и холодно:

- Иди домой. Придешь, когда я разрешу. Будешь хорошосебя вести, подарю тебе что-нибудь… Какой у нас там ближайший праздник? Пасха,что ли? Вот на Пасху и подарю, если будешь умником. Пошел вон отсюда.

«Старая шлюха, - злобно твердил про себя Георгий, натягиваякуртку и захлопывая за собой дверь. - Сволочь! Истеричка! Хамло! Почему онасмеет так со мной разговаривать? И главное, почему я ей это позволяю? Почемуона не боится, что я ее брошу? Откуда у нее такая уверенность, что на моеосвободившееся место тут же выстроится очередь из претендентов? Смотреть не начто, а туда же… Или у нее денег больше, чем я думаю? Гораздо, гораздо больше,просто она не хочет это афишировать, потому и квартирка у нее самаяобыкновенная, и машинка у нее скромненькая, и не швыряет она купюры направо иналево, а бережет, копит. Много у нее денег, ох, много, и она твердо знает, чтона эти деньги она сможет купить себе любого мужика, который понравится. Но еслиэто так, если так, то… Надо все обдумать. Если она действительно не простосостоятельная стареющая дама, а очень и очень богатая дама, то это мой шанс,который я могу использовать на все сто, а могу бездарно профукать. Лучше,конечно, первое, чем второе».

* * *

Она любила ночной город. Так было не всегда, росла онаправильной городской девочкой, которую родители оберегали и запрещаливозвращаться домой за полночь. Любовь к ночному городу возникла во время первойдлительной загранкомандировки, когда ей пришлось три года прожить с мужем вИндии. Днем в многолюдном и заполненном звуками и запахами Дели она задыхаласьи глохла, и только ночь приносила некоторое облегчение. Тогда она и привыкластроить свою жизнь так, чтобы днем спать, а ночью работать. Посольскойпереводчице, разумеется, никто такой вольности не давал, но все равно онакак-то устраивалась, стараясь дремать в любую, не заполненную работой минуту,набираясь сил к наступлению вечера и лишь часов в одиннадцать начиная дышатьполной грудью. В пять утра, когда город просыпался, принимаясь источать жару,звуки и запахи, она засыпала и крепко спала до девяти. Этого ей хватало, чтобыпродержаться рабочий день, не делая заметных ошибок и не допуская грубыхпромахов.

По возвращении домой она научилась любить ночную Москву, аво время второй командировки - на этот раз со вторым мужем, во Францию -прониклась прелестью ночного Парижа.

Она давно научилась мало спать, и даже теперь, когда небыло, возможности поменять местами день и ночь, ложилась поздно, часа в три.

«Нет, я не Элеонора, - привычно подумала она,воспользовавшись паузой в движении, чтобы посмотреть на себя в зеркало. - И неНора. И не Элла. Я - Аля, простая Аля. Эллой я была много лет назад, когдащечки были тугими, а глазки - ясными и радостными. Потом, спустя лет десять, явполне годилась для Норы, элегантно одетая, вся в заграничных шмотках назависть приятельницам, пахнущая изысканным парфюмом. А теперь я - обычнаядомохозяйка. Я по-прежнему элегантно и дорого одета, и духи у меня все такие жеизысканные, и тремя иностранными языками свободно владею, но зеркало необманешь. Годы идут и стирают наносную глупость, навешанную на меня родителямивместе с иностранным именем, и за всей моей светскостью сути не скрыть. Аля.Может быть, даже Алевтина. Но уж никак не Элеонора. Морщин-то, господи! Мили,версты, парсеки. Седина, хотя и умело закрашенная, но я-то знаю, что она есть.Какой смысл себя обманывать?»

Она хорошо знала тот перекресток, на котором сейчас стояла.Или сидела? Интересно, если ты сидишь в машине, а машина стоит, то какойглагол, согласно канонам русского языка, нужно применить? Это как в старом анекдотепро тюрьму: лежишь ты на нарах или ходишь по камере, ты все равно сидишь. Чтоэто ей мысли про тюрьму в голову пришли?