Я поднес чашку чая ко рту.

– Я не смогу сделать ничего подобного, даже если захочу.

Бар-Фехтман улыбнулась.

Она снова села, взяла мой листок, что-то на нем написала и придвинула ко мне.

Я взял его и увидел новую сумму.

– Теперь понятно, почему вы берете так дорого, но это все же слишком. Вот более подходящая, на мой взгляд, цена, – сказала она.

Я положил бумажку на стол. Эффектные сцены никогда не подводят.

– И из гонорара за первую доставку я вычту стоимость браслета, который вы мне сожгли, – добавила она.

– Надеюсь, что он не дорог вам как память или что-нибудь вроде того, – сказал я.

Она усмехнулась и снова встала:

– Пожалуйста, допивайте чай. Эдди проводит вас к выходу. Первое задание начнется уже скоро – как только из Франции мне сообщат, что нашли новую сотрудницу. Я вам сама позвоню.

Она развернулась и вышла из комнаты, стуча каблуками, гордо выпрямившись. Наверное, даже улыбаясь. Я сделал еще маленький глоток чая и взглянул на Эдди. Он смотрел прямо перед собой, как будто меня нет.

– Обет молчания, значит? – сказал я ему. – Молодец. Придумал, как избавиться от кучи ненужных разговоров, а?

– О, ты себе даже не представляешь! – сказал он, оставаясь совершенно неподвижным.

3

Я ехал на заднем сиденье такси и с удовлетворением смотрел, как за окном меняется вид.

День начался очень неплохо. Новая клиентка, молчаливый таксист. Наверное, вечером стоит позвать Гиди в бар, выпить за новую работу. Я угощаю.

Поездка шла гладко, мы почти не останавливались. Дорога была свободной, небо – ясным.

Говорят, что когда-то были пробки. «Заторы из-за избыточного количества машин на дорогах, не приспособленных к столь интенсивному движению» – так это описывали. Звучит крайне неприятно.

Я верю, что так было на самом деле, не то что некоторые мои ровесники, у которых напрочь отсутствует воображение. Возможность меняться телами, в сущности, всего лишь сделала жизнь удобнее и, видимо, дала еще один козырь той невидимой руке, которая приводит все в равновесие. В результате люди не прекратили водить машину – они лишь стали делать это достаточно редко, чтобы вождение снова обрело смысл.

Подумать только, как бы эта дорога выглядела, если бы ею пользовались все. Не говоря о выхлопах из сотен тысяч труб. Какая нелепая цена за то, чтобы просто добраться из точки А в точку Б.

Без сомнения, в этом отношении мы многое приобрели. Кто-то скажет, что этого достаточно, кто-то – нет. В любом случае реальность не спрашивает ни тех ни других, как ей развиваться.

Это произошло, когда мне было четыре года, так что я действительно ничего не помню. Я вырос в мире, в котором уже можно было обмениваться. Ну то есть все остальные могли.

Семейная история, которую я успел узнать, рассказывает, что папа позвал меня в гостиную, чтобы показать что-то по телевизору. Я был маленьким, худеньким мальчиком, черноволосым и пучеглазым. На экране телевизора в нашей маленькой гостиной, рядом со свадебными фотографиями бабушки, которые папа почему-то решил повесить именно там, появились два англичанина, до крайности возбужденные (англичане никогда не позволяют себе таких эмоций, если речь не идет о футболе), и стали объяснять суть своего последнего изобретения. Репортаж включал много крупных планов синеватого пластикового браслета и простенькую анимацию: два человека, между которыми в обе стороны направлены стрелочки.

Папа утверждает, что я не проявил интереса и ушел к себе в комнату. Я и правда не совсем понял, что это такое и почему ради этого я должен был прервать то, чем был занят: я строил из лего дом для своего воображаемого друга и его собаки. Кирпичики складывались на качественный цемент из недр моего носа, а в соседней комнате на экране кто-то вещал о великом историческом событии.

Все произошло быстро, и, как обычно, у непонятной новой технологии появились противники, которые говорили, что личность должна оставаться собой, что нас порабощают концерны, что прогресс слишком стремителен, но человечество, естественно, не слушало: зачем слушать кого попало, ведь оно не кто-нибудь, а человечество. И оно решило принять новое изобретение, несмотря ни на что.

Через два года такой браслет появился у папы и примерно у восьмидесяти процентов населения западных стран. Английские изобретатели, Джонсон и Пайк, не только в одночасье стали миллионерами, но и вошли в анналы как люди, чье изобретение изменило мир раз и навсегда.

Открытие Джорджа Джонсона и Фрэнсиса Пайка, как и многие другие исторические открытия, было совершено благодаря сочетанию удачи, таланта, оригинальной идеи и еще раз удачи.

Их целью – так, по крайней мере, позже писал в автобиографии Пайк, и так оба заявляли в интервью, которых за долгие годы дали бессчетное множество, – было разработать прибор, который позволит передавать информацию между двумя людьми вне зависимости от расстояния, погоды, радиоволн и всяких прочих подобных мелочей.

– Мы хотели взять за основу законы физики, – говорил Джонсон, – и создать передатчик, который сможет работать всегда. Без радио, без спутников, прямое и непрерывное соединение.

Чтобы проверить свою идею (которая основывалась на вещах, недоступных мне, вроде «квантовой запутанности» и хранилась в такой строжайшей тайне, что даже владельцам секретной формулы кока-колы оставалось только восхищенно покачивать головой и аплодировать), они изготовили два браслета.

Согласно этому первому эксперименту, передача информации предполагала получение данных из тел самих испытуемых.

Постфактум оказалось, что именно это сделало возможным все, что произошло в дальнейшем. Если бы они попробовали просто поговорить друг с другом или передать последовательность нулей и единиц, то, скорее всего, все было бы иначе. Но почему-то они поставили эксперимент таким образом: один браслет должен был считывать пульс того, кто его надел, а второй – пикать на низкой частоте, почти вибрировать, в том же темпе, синхронно. А потом то же самое в обратном направлении.

Но тут обнаружилось несколько ошибок.

Один из циклов был выстроен неправильно – по словам Пайка, «с точностью до наоборот». Механизм вибрации тоже был неисправным, оба прибора работали на слишком высоком токе. Дилетантизм, сказал бы я, но, видимо, здесь была достигнута как раз нужная мера дилетантизма.

Когда Пайк и Джонсон надели браслеты, сидя каждый в своей комнате, и включили их, они обнаружили, что изобретение ведет себя совершенно неожиданным образом. Джонсон вдруг понял, что видит комнату, в которой сидит Пайк. Пайк тоже ощутил, что смотрит на мир глазами Джонсона. Когда они попытались встать, подвигаться или выключить браслеты, их паника только усилилась. Потому что, хотя каждый из них смотрел на мир глазами другого, они все же управляли своими собственными телами.