Если говорить о ведьмах,

не думаю, что колдовство имеет настоящую силу.

Томас Гоббс «Левиафан»

Я была всегда готова к бою, но не могла оставаться хладнокровной во время схватки. В ушах стоял рев медведя. Горячее дыхание било в ноздри, раззадоривая меня и вызывая желание пролить кровь. Я слышала, как юноша с трудом, прерывисто дышит позади меня. Ему отчаянно не хватало воздуха, и во мне поднялось чувство такой острой жалости и желания защитить его, что я впилась когтями в землю и снова зарычала на огромного хищника, давая понять, что пройти к мальчику он может, только если сначала сразится со мной.

Какого черта я делаю?

Я улучила момент и быстро взглянула на юношу. От того, что я увидела, сердце бешено заколотилось. Правая рука его была плотно прижата к бедру, на котором зияли огромные раны. Между пальцами пробивались ручейки крови. Ее было так много, что джинсы успели пропитаться ею так, что, казалось, были сплошь покрыты пятнами черной краски. Обрывки рубашки едва прикрывали растерзанную грудь. Я зарычала еще громче, присела и приготовилась к атаке. Гризли встал на задние лапы. Я приникла к земле.

«Калла!»

В ушах раздался крик Брин. Из чащи выскочила гибкая бурая волчица и вцепилась зубами в незащищенный бок медведя. Гризли повернулся и опустился на четыре лапы. Изо рта его стекала слюна, он искал того, кто так неожиданно напал на него. Быстрая, как молния, Брин увернулась от выпада. Медведь размахивал лапами толщиной со ствол дерева, но волчица всякий раз оказывалась на долю секунды быстрее, и медведь никак не мог достать ее. Она использовала преимущество и, как только появилась возможность, снова укусила его. Медведь опрометчиво повернулся ко мне спиной, я подскочила и вырвала кусок мяса из его задней лапы. Гризли качнулся в мою сторону, вращая глазами, полными боли.

Брин и я, крадучись и прижимаясь к земле, кружили вокруг огромного животного. В пасти все горело, я чувствовала вкус крови медведя. Тело напряглось. Мы кружили и кружили вокруг него, все ближе и ближе, как будто затягивая петлю вокруг зверя. Медведь следил за нами. Я чувствовала, как в нем поднимается волна страха, он уже не был уверен в победе. Я показала клыки, сопроводив демонстрацию отрывистым хриплым лаем. Гризли фыркнул, развернулся и убрался восвояси. Было слышно, как он ломится сквозь чащу.

Я задрала морду к небу и завыла в знак триумфа, но послышавшийся стон вернул меня к реальности. Юноша смотрел на нас широко открытыми от боли и страха глазами. Любопытство заставило меня подойти к нему ближе. Я предала моих наставников, нарушила правила, которым меня учили. И все ради него.

Зачем?

Опустив голову, я понюхала воздух. Из тела мальчика ручьем лилась кровь и стекала на землю. Резкий запах ее, похожий на запах меди, дурманил мозг. Я боролась с соблазном попробовать ее на вкус.

«Калла?» — предостерегающий крик Брин заставил меня оторвать взгляд от лежащего на земле юноши.

«Убирайся отсюда», — я оскалилась на Брин, которая была меньше меня. Она легла на брюхо и начала подползать ко мне. Подобравшись совсем близко, она задрала морду и принялась лизать мою челюсть снизу.

«Что ты собираешься делать?» — спрашивали меня ее голубые глаза.

Ей было страшно. «Интересно, — подумала я, — она, видимо, решила, что я собираюсь добить юношу ради удовольствия». Тело мое наполнилось ощущением стыда, и я почувствовала себя виноватой.

«Брин, тебе нельзя здесь оставаться. Беги. Сейчас же».

Она заскулила, но послушно затрусила прочь, прижимаясь к земле под низко растущими раскидистыми ветвями сосен.

Я подкралась к мальчику. Моргая время от времени, я стояла и смотрела, как он с трудом дышит. Боль и страх исказили его лицо. Там, где в бедро и грудь вонзились клыки медведя, остались глубокие раны. Из них продолжала хлестать кровь. Я знала, она не остановится. Потрясенная хрупкостью человеческого тела, я завыла.

Передо мной лежал юноша примерно моего возраста, ему было семнадцать, максимум восемнадцать лет. Каштановые волосы с легким золотым оттенком беспорядочно падали на лицо. Отдельные пряди, мокрые от пота, приклеились ко лбу и щекам. Он был стройный и сильный и пришел с другой стороны горы, невзирая на трудности пути.

Туда, где мы находились, можно было добраться только по крутой, труднопроходимой тропе.

От юноши исходил запах страха, пробуждавший мои животные инстинкты. Но сквозь него я почувствовала что-то еще. Тот, другой аромат был похож на запах весны, древесных почек и оттаивающей земли. Аромат, полный надежды. Возможностей. Тонкий и манящий.

Я подошла на шаг ближе. Мне было ясно, что я собираюсь сделать, но это означало во второй раз нарушить Законы Хранителей, на этот раз гораздо серьезнее. Юноша попытался отодвинуться от меня, но боль пронзила его, руки подогнулись, и он остался лежать, судорожно хватая ртом воздух. Я разглядывала его лицо. Его рельефный подбородок и высокие скулы подергивались в агонии. Даже искаженные мукой, лицо и тело его были прекрасны. Мускулы сокращались и расслаблялись, обнаруживая недюжинную силу, тело его боролось, не сдаваясь перед неизбежным концом. Его муки были величественны. Меня охватило желание помочь ему.

Я не могла спокойно наблюдать за тем, как он умирает.

Я обернулась человеком раньше, чем приняла решение. Глаза мальчика расширились, когда он увидел, что животное, которое наблюдало за ним, вдруг превратилось в девушку с желтыми волчьими глазами и платиновыми волосами. Я подошла к нему и встала на колени. Его тело свела судорога. Я наклонилась к нему, но замешкалась на мгновение, удивленная тем, что мои руки и ноги дрожат. Он пристально смотрел на меня. Никогда еще мне не было так страшно. Отрывистый хриплый вздох заставил меня отвлечься от потока нахлынувших мыслей.

— Кто ты?

Юноша пристально смотрел на меня. Глаза у него были очень красивого серо-зеленого оттенка, такого цвета бывает мох, растущий на деревьях зимой. Какое-то время я не знала, что сказать, глаза юноши требовали ответа, несмотря на боль. Я молча поднесла руку ко рту, подождала, пока заострятся клыки, и впилась в тыльную сторону запястья, покрытого нежной кожей. Почувствовав вкус крови на кончике языка, я отстранила руку и поднесла ее ко рту юноши.

— Пей. Это единственное, что может тебя спасти, — сказала я тихо, но твердо.

Юноша задрожал и отрицательно покачал головой.

— Ты должен, — прорычала я, показав клыки, которые еще не успели исчезнуть после того, как я прокусила руку. Я подумала, что он будет сговорчивее, если напомнить ему о том, что я только что была волчицей. Но юноша не был испуган. Глаза его были наполнены удивлением. Я моргнула от усилий, которые мне пришлось прикладывать, чтобы оставаться спокойной. Из прокушенной руки сочилась кровь, темно-красные капли падали на землю, покрытую прошлогодней листвой. Юноша закрыл глаза, лицо его перекосилось от новой волны боли, пронзившей его. Я приложила запястье к его приоткрытым губам. От прикосновения я почувствовала пробежавший по венам электрический разряд, кожа на запястье в том месте, где была открытая рана, загорелась, словно от ожога. Я едва сдержала возглас удивления, таким неожиданным и новым оказалось ощущение. Он вздрогнул, но я быстро обхватила его за спину свободной рукой и держала, пока кровь стекала ему в рот. Когда я прижала юношу к себе, мое сердце учащенно забилось, и кровь полилась быстрее.