Под синей кожей «Ваша почта» было новое письмо и в нем две строки: «Завтра по ул. Завряжского не ходите. Вас убьют». Без подписи.

Подорогин кликнул иконку «ответить» и ответил: «Мудаки». Модем заморгал крохотными квадратными глазками. Подорогин с зевком огладил скулы. «Ваше письмо „мудаки“ <[email protected]> отправлено», — появилось на запыленном экране. Подорогин выключил модем, сжал кулак и с силой — так что монитор уперся дырчатым затылком в стену и затрещал — вытер экран рукавом пиджака. В пальто, брошенном на стулья, блеял забытый мобильник. После седьмого или восьмого звонка телефон замолчал. Подорогин потянулся за сигаретами, но тут грянул настольный аппарат.

— Да, — сказал он, сняв трубку и еще не слыша коротких потрескивающих гудков, — м-мать… Ирин Аркадьна!

За стеной кабинета раздался глухой удар, звякнув, закачалась стеклянная створка шкафа. В дверях проклюнулось испуганное лицо секретарши.

— Почему на звонки не отвечаете? — спросил Подорогин.

Ирина Аркадьевна хотела что-то сказать, но, поперхнувшись, закашлялась. Подорогин увидел на ее припудренном подбородке мучнистый мазок кофе и махнул рукой. Дверь закрылась. В приемной снова закачалось стекло. Закурив, Подорогин подошел к окну, раздвинул пальцами пластинки жалюзи и, замерев, так, словно дразнил кого-то, глядел на заснеженную улицу. Машины медленно, будто ощупью, двигались в ледяной чернеющей лаве проспекта. На пустой остановке буксовал троллейбус. Прохожие, чьи заснеженные зонты с высоты четвертого этажа казались срезанными арбузными шляпками, игнорировали роскошный финский портал супермаркета, занимавшего цоколь здания. На шведской брусчатке, освещенный витринами, под мутным полиэтиленовым куполом ворочался нищий. Время от времени старику приходилось стряхивать с протянутой руки тающий снег.

Василий Ипатьевич Подорогин — тридцати восьми лет, разведенный муж, отец двух детей и владелец универсального магазина «Нижний» — засек на часах минуту, в течение которой его заведение не посетил ни один человек.

Снегопад усиливался.

Подорогин затушил сигарету о сапфировое стекло «ролекса», сдул пепел и снял с зарядного устройства рацию:

— Санёк…

— Я, Василь Ипатич! — по-армейски отозвался Санёк.

— Там у входа опять Митрич расположился. Или, может, не он…

— Есть, Василь Ипатич!

— Да погоди. Без мордобоя чтоб. Дай стольник, пусть уйдет.

— Чего?

— Что — чего?

— Стольник — чего, Василь Ипатич?

— Баксов! — подбоченился Подорогин.

— Есть! — обрадовался чему-то Санёк.

Подорогин дождался, пока под красным, размером чуть не с крышу беседки, зонтом Санёк вышел из магазина и протянул под полиэтиленовый купол деньги. Купол смялся, из-под него выстрелили облачка пара — бомж благодарил начальника службы безопасности «Нижнего». Санёк что-то ответил и захохотал. Прохожие, обходя их, сбавляли шаг и оглядывались.

Подорогин вернулся за стол, раскрыл ежедневник, но, подумав, отложил книжицу. В кабинете душно и плотно пахло масляным радиатором. В стаканчике для карандашей почему-то оказался рейсфедер. Из пальто снова сочились телефонные звонки. Подорогин надул щеки, приставил ко лбу кулак и, резко разведя локти, выдохнул. В настенном зеркале отражалась его ровно скальпированная макушка. Часы над зеркалом показывали половину четвертого. Пригладив вихор на виске, он надел пальто и бесшумно миновал приемную, где, склонившись над цветочным горшком, Ирина Аркадьевна сморкалась в полотенце с петухами — его подарок на Рождество.

В торговом зале покупателей оказалось человек двадцать, не больше. Из восьми касс работали четыре и только две в эту минуту пробивали покупки. Сначала Подорогин хотел пройти служебным ходом между бакалейными стеллажами и стеной склада, но, передумав, завернул в винно-водочный отдел и взял две бутылки армянского коньяка, одну из которых сунул в карман пальто. Не знавший его новобранец что-то сказал по рации, после чего на весь зал разлетелся трескучий гогот Санька: «Под… ни ларинги… дак!.. шеф!»

Подорогин подошел к кассе и набрал Санька по мобильному:

— Я тут на пятой. Комм.

Пока млеющая кассирша пробивала коньяк, фигура запыхавшегося начальника безопасности выросла в конце турникета кассы. Подорогин взмахнул пальцами, подзывая Санька. Тот приблизился, но ровно на столько, чтобы не преступить порога арки магнитодетектора. Подорогин повторил жест. С опущенной головой Санёк прошел к кассе. В то мгновенье, когда он оказался под аркой, сработала сигнализация. С потолка пролилась пронзительная синтетическая гуща «Турецкого марша». Кассирша замерла с приоткрытым ртом. Санёк, закусив губу, барабанил антенной рации по стойке со «сникерсами».

— Ты чего шумишь? — спросил Подорогин, перебирая в бумажнике доллары и кредитные карточки.

Санёк молча переступил с ноги на ногу. На дисплее кассового аппарата колыхалась малахитовая сумма покупки. Кассирша привстала.

Подорогин сложил бумажник и прихлопнул им по ладони:

— У тебя рубли есть?

— У меня? — удивилась кассирша.

— А что? — поднял голову Санёк.

— За спирт заплати.

Девушка неуверенно и медленно села. Подорогин улыбнулся ей, указал мизинцем на Санька, с каменным лицом полезшего за деньгами куда-то под кобуру, и, заинтересовавшись, дважды прочел на жетоне форменной блузки: «Кассриша».

У дома он по обычаю припарковался возле детской площадки. Посреди забытых до весны обледенелых качелей, отшлифованных железных горок и стоявших полукругом растрескавшихся столбов с прогнутыми перекладинами — сооружения, которое дети почему-то называли «стеной плача» — горбилась снежная баба. На прошлой неделе, поругавшись с Натальей, Подорогин слепил эту бабу при бурном и посильном участии дочек и прочей восхищенно галдевшей дворовой детворы. С той поры бабе успели оторвать голову, вбить вместо веточек-рук пластиковые бутылки из-под пива «Очаковское» и обжечь со всех сторон мочой.

Склонившись к рулю, Подорогин посмотрел на окна своей бывшей квартиры.

В детской было темно, свет горел в кухне и в гостиной.

Он набрал домашний номер. На экранчике телефона появилась надпись переливчатым бисером: «Home».

— Привет, это я.

— Привет! — Наталья слегка задыхалась. Она не узнала его.

— Из кухни бежала?

— Тьфу… Это ты?

— А что — кого-то ждешь?

Она шумно выдохнула в нос.

— Знаешь что, иди в задницу.

Подорогин засмеялся.

— Я внизу. Что-нибудь нужно?

— Иди в задницу.

— Девчонки дома?