С глубочайшей любовью посвящаю эту книгу Стану Райсу,Кристоферу Райсу и Джону Престону.

А также моей крестной, Патриции О'Брайен Харберсон, женщинес большим любящим сердцем, которая обратила меня к церкви, и сестре моей материАлисе Аллен Давно, которой я многим обязана.

Выражаю благодарность Вики Вильсон за мужество,мировоззрение и душевную теплоту.

Свинья в ермолке вошла через дверь,

Смешной поросенок качает колыбель.

Тарелка прыгает на столе, как блошка,

Смотрит, горшок проглотил ложку.

Из-за двери вдруг вертел возник

И на пол сбросил пудинг-стик.

«Дриль-дриль, — крикнул гриль.

— Кто не слушает меня?

Пузырек-констебль я,

Ну-ка все ко мне, друзья!»

Сказки Матушки Гусыни

Вначале был голос отца.

— Эмалет…

Шепот раздавался где-то неподалеку от живота матери, когдата спала. Потом тот же голос запел длинные песни о стародавних временах. Ониповествовали о горной долине Доннелейт и замке, о тех местах, куда отец сдочерью когда-нибудь придут вместе, а также о том, как однажды она родится насвет — родится, уже зная все, что знает ее отец. Рассказывая ей о предстоящемпути, он тараторил так быстро, что никто, кроме них двоих, при всем желании несмог бы разобрать ни слова из его речи.

Со стороны она весьма смахивала на жужжание или свист.Быстро сменявшие друг друга слоги для постороннего уха представляли собойнепонятную скороговорку, меж тем как для отца с дочерью это был тайный языкобщения. Казалось, что они умели в этих песнях изливать друг другу душу.Казалось, Эмалет подпевала отцу, будто на самом деле умела говорить…

«Эмалет, дорогая моя Эмалет, доченька моя и моявозлюбленная». Отец с нетерпением ожидал ее появления на свет. Ради него ейнужно было поскорее расти и набираться сил. Когда наступит положенный срок, кней на помощь придет мама и начнет вскармливать ее своим молоком.

А пока мама спала. Плакала. Видела сны. Болела. Порой они сотцом ссорились, и в эти минуты весь мир Эмалет сотрясался от дикого ужаса.

Но вскоре после этого кошмара к ней всегда приходил отец изатягивал свою песнь, не уставая напоминать, что его речь слишком быстра, чтобыее могла разобрать мать. От этой мелодии маленький круглый мир Эмалет как будторасширялся и постепенно превращался в безграничное пространство, в котором онапарила на крыльях отцовской песни.

Кроме того, отец читал ей чудесные стихи, в особенностипрекрасные своей рифмой, заставлявшей маленькое тельце Эмалет содрогаться отволнения. Она вытягивала ножки и ручки, вертела головкой в разные стороны — ужочень приятно было внимать музыке слов.

В отличие от отца мать с Эмалет никогда не разговаривала.Подчас создавалось такое впечатление, что она даже не подозревает осуществовании своей дочери. Однако, несмотря на то что Эмалет была совсем крошкой,ее тельце, как утверждал отец, уже было сущим совершенством. А на маленькойголовке успели вырасти длинные волосы.

Тем не менее Эмалет понимала все, что говорила мать, и дажевидела слова, которые та писала на бумаге. Она часто слышала, как мать что-тошепчет, и знала, что матери страшно. Порой они вместе видели одни и те же сны.Лицо Майкла. Сцены борьбы. Эмалет взирала на лицо отца глазами матери и приэтом ощущала ее невыразимую печаль.

Отец любил мать, но порой она доводила его до белогокаления. Будучи не в силах совладать с собой, он нередко распускал руки, причемподчас колотил ее так сильно, что она не могла удержаться на ногах. Матьстрадала, и Эмалет при этом визжала, вернее сказать, пыталась визжать. А ночьюпосле таких побоищ, когда мать забывалась сном, всегда являлся отец. Онуспокаивал дочь, говорил, что ей не следует ничего бояться. Говорил, что онивместе придут к каменному кругу Доннелейта. И всякий раз завершал свой разговорс дочерью рассказами о тех далеких временах, когда все люди были прекрасны ижили на одном острове, который был сущим раем. Это замечательное время длилосьдо тех пор, пока на остров не явились другие люди, в том числе и низкорослые.

Невозможно было без грусти и жалости слушать о слабостях итрагической судьбе этих маленьких человеческих созданий. И невольнонапрашивался вопрос: а не лучше бы им вовсе исчезнуть с лица Земли?

«Я расскажу тебе все, что знаю сам. Все, что когда-то былоповедано мне», — говорил отец.

И перед взором Эмалет явственно вырисовывался каменный круг,а посреди него — высокая фигура отца. Он представал перед ней таким, каким онбыл в те далекие годы. Отец играл на арфе, и все танцевали. Она видела, как втенях деревьев прятались низкорослые люди. Сердитые и злорадные, они были ейнеприятны, и ей очень не хотелось, чтобы они прокрались в город. Отец говорил,что эти люди испытывают к ним врожденную ненависть. Еще бы! Можно ли ожидать отних чего-то другого? Но все это теперь не имело никакого значения. Ведь этилюдишки остались лишь в обрывках несбыточных снов.

Теперь наступал их час. Час Эмалет и ее отца.

Она вновь видела отца в те давние времена. Он протягивал кней руки. Это было на Рождество, когда горная долина вся утопала в снегу.Шотландские сосны подступали совсем близко. Слышались рождественские гимны, иЭмалет с упоением внимала мелодичным голосам, то словно взмывавшим ввысь, тоопускавшимся до самых низких нот. Сколько всего ей предстояло увидеть и узнатьв будущем!

— Радость моя, если нам придется разлучиться, приходи вдолину Доннелейт. Ты обязательно ее найдешь. Уверен, ты сможешь это сделать.Люди, которые разыскивают твою мать, могут нас разлучить. Но ты должна всегдапомнить главное. Придя в этот мир, ты будешь знать все, что тебе необходимо. Нуа теперь скажи, можешь ли ты мне что-нибудь ответить?

Эмалет сделала над собой усилие, но тщетно. Она не смоглавыдавить из себя ни звука.

— Талтос, — произнес отец, целуя животматери. — Я слышу тебя. И люблю тебя.

Эмалет была счастлива, только пока мать спала. Потому что, просыпаясь,та всегда начинала плакать.

— И почему ты, интересно знать, считаешь, что я неприкончу его на месте? — грозился отец, когда у них с матерью разгоралисьссоры из-за Майкла. — Как бы не так! Убью — и глазом не моргну. Самаподумай, что меня может от этого удержать, если ты меня покинешь.