Хотя Майкл, несомненно, спас особняк от разрушения, тем неменее Моне хотелось бы вновь увидеть древнюю полуразвалину. В свое время онамного чего слышала о том, что в нем происходило, и даже знала о трупе, которыйоднажды нашли на чердаке. Этот факт был на устах матери и тетушки Гиффорд напротяжении многих лет. Матери едва стукнуло тринадцать, когда она родила Мону.И сколько Мона себя помнила, рядом с ней всегда была тетушка Гиффорд.

Порой Мона даже затруднялась сказать, кто же был ее матерью— Алисия или Гиффорд. Кроме того, ее часто держала на руках бабушка Эвелин,которая мало о чем говорила, а в основном пела старые заунывные песни. Еслирассудить здраво, то тетушка Гиффорд гораздо больше подходила на роль матери,чем Алисия, которая к тому времени уже стала горькой пьяницей. Но Мона считалаиначе и твердо придерживалась этого мнения долгие годы. Недаром же она вырослав доме на Амелия-стрит.

Прежде родственники Моны то и дело обсуждали происшествие струпом. Не менее часто темой их бесед становилась и Дейрдре, прикованная кпостели и медленно приближающаяся к своей кончине. Говорили они также и отайнах дома на Первой улице.

Когда Мона впервые попала в этот особняк — это былонезадолго до свадьбы Роуан и Майкла — ей показалось, что она чует запах тлена.Она попросила разрешения подняться на чердак, чтобы дотронуться до места, гденашли мертвое тело. Как раз тогда Майкл занимался реконструкцией дома и наверхуполным ходом шли малярные работы. Но тетушка Гиффорд сказала:

— И думать не моги!

И всякий раз, когда Мона порывалась осуществить своенавязчивое желание, та удостоивала ее строгим и предупредительным взглядом.

То, что сотворил с родовым особняком Майкл, казалось сродничуду. Мона мечтала, чтобы нечто подобное когда-нибудь произошло с ее роднымжилищем, находившимся на углу Сент-Чарльз-авеню и Амелия-стрит.

Итак, войдя в дом, Мона прежде всего собиралась подняться натретий этаж. Из истории семьи она узнала, что некогда обнаруженное на чердакетело принадлежало молодому исследователю из Таламаски по имени Стюарт Таунсенд.Однако оставался вопрос: кто его отравил? Мона была готова побиться об заклад,что это сделал дядя Кортланд, который на самом деле приходился ей не дядей, апрапрадедушкой. Во всяком случае, эта фигура в семейной биографии была окутанасамыми невероятными тайнами.

Запахи. Внимание Моны привлек странный запах, которыйпреследовал ее в коридоре и жилых комнатах дома на Первой улице. Он появилсявместе с несчастьем, которое случилось на Первой улице на Рождество, и не имелничего общего с тем зловонием, которое источает мертвое тело. Если веритьтетушке Гиффорд — по крайней мере, она так уверила племянницу, — этотзапах никто, кроме Моны, не чувствовал.

И все-таки тетушка Гиффорд соврала. Как и всегда, когда речьзаходила о каких-нибудь подозрительных явлениях вроде видений или запахов. «Яничего не вижу! И ничего не слышу!» — раздраженно заявляла она, явно не желаяпродолжать данную тему. Не исключено, что она говорила чистую правду, потому чтоМэйфейры обладали виртуозной способностью не только читать чужие мысли, но иотключать свои собственные ощущения.

Мона желала увидеть все собственными глазами. Хотела найтизнаменитую виктролу [3]. Драгоценности вроде жемчуга ее ничутьне интересовали, а вот старая виктрола пробуждала в ней неподдельноелюбопытство. Но больше всего ей не терпелось проникнуть в БОЛЬШУЮ СЕМЕЙНУЮТАЙНУ, чтобы наконец узнать: что случилось на Рождество с Роуан Мэйфейр? ПочемуРоуан бросила своего мужа Майкла? И как он, полумертвый, оказался на днебассейна с ледяной водой? Когда его вытащили, никто не верил, что он выживет.Никто, кроме Моны.

Наряду с прочими Мона могла лишь строить предположения поповоду происшедшего, однако догадки ее не устраивали. Ей хотелось узнатьправду. Узнать из уст самого Майкла Карри. Насколько ей было известно, до сегодня его версию случившегося никто никогда не слышал. Если он кому-то ирассказал о событиях того злосчастного Рождества, то только своему другу ЭронуЛайтнеру из Таламаски, а из того, как известно, слова лишнего не вытянешь.Остальные же пребывали в таком же неведении, как и Мона. Поскольку Майкл неизъявлял никакого желания откровенничать, его никто не принуждал. Очевидно,люди не решались ворошить прошлое из чувства такта и сострадания — все былиуверены, что Майкл чудом выжил после покушения на его жизнь.

В ночь после случившегося Моне удалось пробраться в палатуинтенсивной терапии. Она коснулась руки Майкла и поняла, что он выживет.Конечно, длительное пребывание в холодной воде не прошло бесследно для егоздоровья: у него явственно наблюдались нарушения сердечной деятельности из-заслишком долгой остановки дыхания. Но прощаться с жизнью Майкл отнюдь несобирался. Чтобы оправиться от потрясения, его организму требовался всего лишьотдых. Мона поняла это сразу, едва только прощупала его пульс. Однако когда онаэто делала, то испытала те же ощущения, что и от прикосновения к другимМэйфейрам. В нем было нечто такое, чем обладали прочие представители ее рода.Чутье подсказывало ей, что он так же, как они, видит призраков. И хотя историяМэйфейрских ведьм не упоминала ни Майкла, ни Роуан, Мона знала наверняка, чтоон по сути такой же, как они. Но захочет ли он рассказать ей правду? Во всякомслучае, если верить дошедшим до нее безумным слухам, то у нее были всеоснования рассчитывать на удачу.

Сколько ей предстояло узнать! Сколько открыть тайн! Бытьтринадцатилетней девочкой казалось Моне сущим издевательством. Насколько онапомнила, Жанне д'Арк или Екатерине Сиенской тоже было не больше тринадцати, норазве их можно сравнить с ней. Конечно, они святые, но это еще как посмотреть.С одной стороны, святые, а с другой — едва ли не ведьмы.

Или взять, к примеру, Детский [4] крестовыйпоход. Если бы Моне довелось принять в нем участие, они бы наверняка отвоевалисебе Святую землю. А может, ей стоит подумать об этом серьезно? Скажем,развернуть общенациональное восстание гениальных тринадцатилетних детей. Ивыдвинуть требование о получении права голоса в зависимости от уровняинтеллекта, а не возраста. И неплохо бы давать водительские права всем тем, ктоумеет хорошо водить машину. Главное, чтобы он мог разглядеть дорогу из-за руля.Но все это мелочи. Во всяком случае, они могут пока подождать. Сейчас Монуволновало другое. А именно: удастся ли сегодня затащить Майкла в постель? Когдаони возвращались с праздничного шествия, она поняла, что он уже достаточноокреп и вполне в состоянии исполнить свои мужские функции. Другое дело, сумеетли она его к этому склонить.