Когда у нас был один Хемингуэй — нет, конечно, не тот, официальный, друг трудящихся и великий гуманист, а тот, в свитере, что глядел на нас с портрета: Папа (хотя вернее было бы «Батя»[1]) Хэм — «свой мужик», похожий на советского геолога или антисоветского барда, ироничный, сдержанный, мудрый, — в остальном мире давно существовал другой: неврастеник, позер, патологический лжец, под фальшивой брутальностью скрывающий массу комплексов, талантливый, но рано исписавшийся алкоголик. Примирить этих двоих, слепить из них подобие живого человека — немыслимо.

А, знаете ли, придется. Потому что в обеих трактовках много правды.

…Средний Запад — «сердце Америки»: там живут «настоящие американцы» — работящие, основательные, ни в коем случае не «темные», но ограниченные, чуждые экстравагантности. Один из крупнейших промышленных центров — Чикаго, штат Иллинойс; один из его «спальных» пригородов, охарактеризованный Эрнестом Хемингуэем как место «с обширными газонами и мелкими мыслями», называется Оук-Парк («дубовый парк»), а одна из его фешенебельных улиц — Норз-Оук-Парк-авеню, на четной стороне которой, в доме 444, в XIX веке жила семья Хемингуэй, а через дорогу, в доме 439 — семья Холл.

Дед Эрнеста Хемингуэя со стороны отца, Ансон Тейлор Хемингуэй, родился в 1844 году (дожил до 1924-го) в Коннектикуте; в 1854-м его семья перебралась в Чикаго. Он участвовал в гражданской войне на стороне северян; на той же стороне воевал другой дед, Эрнест Холл, но их пути не пересекались. После войны Хемингуэй учился в Уитон-колледже, десять лет был генеральным секретарем чикагского отделения Ассоциации молодых христиан, потом начал торговать недвижимостью. Он женился на учительнице Аделаиде Эдмундс, тремя годами старше него (1841–1923), у них родились четверо сыновей и две дочери. Первенец, Кларенс Эдмундс, родился в 1871 году, учился, как и его будущая жена, дочь Эрнеста Холла, в школе Оук-Парк, затем окончил Оберлин-колледж, институт изящных искусств в городе Оберлин, и медицинский факультет университета Раш в Чикаго; ординатуру он проходил в Шотландии, в Эдинбургском университете; год практиковал в Южной Дакоте, где лечил индейцев. Получив докторскую степень, вернулся домой, работал ассистентом у врача Льюиса, потом открыл собственную практику. Специализировался в акушерстве и гинекологии, немного занимался хирургией (удалял гланды и аденоиды, вправлял вывихи, лечил переломы), терапией и ветеринарией. У него не было ассистентов: бухгалтерию вел сам и брал за услуги недорого. В 1895 году он стал бывать в доме 439 — жена соседа умирала от рака.

Эрнест Холл (1840–1905), выходец из Британии, женился на своей соотечественнице Кэролайн Хэнкок (1843–1895), после гражданской войны поселился в Чикаго и стал партнером фирмы «Рэндалл энд Холл» по производству ножей. В 1872-м у Холлов родилась дочь Грейс, полутора годами позднее — сын Лестер. В результате пожара Холлы потеряли все имущество, но дела фирмы шли так успешно, что благосостояние семьи быстро восстановилось. Они переехали в Оук-Парк, где их дом считался одним из самых богатых и благоустроенных: Холл первым из жителей городка провел электричество и телефон. Грейс унаследовала от матери музыкальные способности и великолепный голос; родители поощряли ее в намерении стать оперной певицей. После школы она пять лет обучалась музыке и сама давала уроки детям в Оук-Парке; вместе с матерью она пела в хоре собора Святого Павла в Чикаго, и родители даже возили ее в Венскую оперу.

Кларенс и Грейс, едва знакомые до болезни Каролины Холл, обручились, но после смерти матери Грейс узнала, что ее согласны принять в нью-йоркскую Школу искусств и ее будет учить музыке знаменитый педагог Луиза Каппианни. Отец ей не препятствовал, и она уехала в Нью-Йорк. Весной 1896-го ее зачислили в труппу Метрополитен-оперы. Она дебютировала на концерте в Медисон-сквер-гарден, но первый ее профессиональный концерт стал последним. Огни рампы оказались губительными в буквальном смысле: у Грейс после скарлатины развилось заболевание сетчатки глаз, при котором она не могла выносить яркий свет. Отец повез ее в Европу — развеяться. Вернувшись, она 1 октября вышла за Кларенса, и молодожены поселились в доме вдового Эрнеста Холла.

Русскоязычный читатель, как правило, знает о семье и детстве Хемингуэя из книги Бориса Грибанова «Эрнест Хемингуэй» (1971), представляющей собою сокращенный перевод работ Чарльза Фентона и Карлоса Бейкера[2], очерка Ивана Кашкина «Эрнест Хемингуэй» (1966) и художественных текстов самого Хемингуэя, которые обычно воспринимаются как автобиографические. В результате он усвоил следующее: Грейс была чопорной, претенциозной ханжой, вымещавшей на всех обиду за неудавшуюся карьеру, тиранившей мужа и детей, а Кларенс — слабохарактерным добряком, несчастным в браке и находившим отдушину в охоте, рыбалке и прогулках с детьми; они терпеть не могли друг друга, Эрнест обожал отца и ненавидел мать. Однако воспоминания членов семьи доказывают, что эта картина далека от истины. Во-первых, Кларенс и Грейс друг друга уважали и любили, и в первые 10 лет брака между ними не было серьезных разногласий. Во-вторых, оба они были люди непростые, со своими достоинствами, недостатками и странностями, и невозможно измерить, чей «положительный» или «отрицательный» вклад в воспитание детей был больше. Эрнест в раннем детстве был привязан к обоим родителям, позднее с обоими конфликтовал. В рассказах он преимущественно светлыми красками изобразил мужчину, похожего на отца, и черной — женщину, похожую на мать. Но на то у него были причины, возникшие, когда он стал уже взрослым.

На первый взгляд семьи Кларенса и Грейс похожи: респектабельные, консервативные, религиозные. В действительности они сильно различались. Эрнест Холл принадлежал к епископальной церкви, представляющей собой гибрид католичества и протестантства, вобравший наиболее мягкие черты обеих конфессий; Ансон Хемингуэй — к конгрегационалистской: эта ветвь протестантизма восходит к первым пуританам с их суровостью и осуждением всякого веселья. Вера Эрнеста Холла, как вспоминали его внучки, была солнечной, Бога он воспринимал как защитника и друга. Вера Хемингуэев была истовой и мрачной, а центральным понятием в ней был «грех»; их Бог грозил и карал. Одна из любимых фраз Холла: «Господь на небесах — значит, все прекрасно». Для Хемингуэев присутствия Бога на небесах было недостаточно, чтобы обеспечить прекрасную жизнь: человек должен жить в строгости, неустанно бичуя за провинности себя и окружающих. Ансон Хемингуэй был серьезен, часто мрачен, настроен патриотично, любил предаваться воспоминаниям о войне, боролся против «чуждых влияний», религиозных или светских, детей держал в строгости (но неверно считать его обскурантом — жизни без образования он не признавал и гордился тем, что его предок был, как считалось, первым студентом Йельского университета). Эрнест Холл также превозносил образование, но вспоминать войну не любил, патриотизм называл «последним прибежищем негодяев», часто бывал за границей, обожал музыку, литературу и технические новшества и непозволительно по тем временам баловал детей.