Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она исчезла, - вздохнула мама.
– Что ж, - вздохнул и Митек. - Другого выхода нет. - Он достал из шкафчика и со стуком поставил на стол здоровенную бутыль с какой-то желтоватой жидкостью.
– Керосин? - испуганно спросила мама.
– Самогон! - гордо ответил Митёк.
– А чего он такой желтый? - недоверчиво спросил папа. - На яичных желтках настаивал?
– На меду. Гречневом. То есть гречишном.
После обеда папа и Митёк сидели рядышком на крыльце и пели песни. То по очереди, то вместе. Мама смотрела на них и посмеивалась.
Потом они обнялись, и папа запел свою любимую: «Наша служба и опасна, и трудна…» Это у них вроде милицейского гимна.
Митёк терпеливо дослушал песню до конца, сбросил с плеча папину руку и с обидой сказал:
– Вот! Про вас, про милицию, песни сочиняют! А про нас, писателей, ни одной песни нет.
– Есть! - воскликнула мама и звонко пропела: - «Гайдар шагает впереди!»
– Это она свою пионерскую юность вспомнила, - пояснил папа.
– Какой Гайдар? - удивился Митёк. - Егор, что ли?
– Настоящий! Аркадий!
– «Чук и Гек», - напомнил Алешка.
– Ты куда рыбу дел? - шепотом спросил я его. - В речку выпустил?
– Нет еще, - шепнул Алешка. - Я ее спрятал.
– Ты что! Протухнет!
– Не протухнет. Я ее хорошо спрятал. И кормлю ее. Три раза в день: завтрак, обед и ужин ей подаю.
– А полдник? - усмехнулся я.
– Она и так жирная. Но иногда ей лягушек подбрасываю. На десерт.
Мама испуганно обернулась к нам:
– Кто жирная? Лягушка? Лягушка на десерт? Вы что там шепчетесь?
– У них свои песни, - сказал папа.
– Вот именно, - сказал Алешка. - Вы тут допевайте ваши песни, а мы с Димой поплывем затонувшие корабли смотреть.
– Нет, - сказала мама. - Мы все вместе идем купаться. Я только переоденусь.
– Я по ночам не купаюсь, - буркнул ей вслед папа. - Я простудиться боюсь.
– Ты что, Серега? - удивился Митёк. - Солнце еще высоко. Оно еще не склоняется к закату.
Но папа оказался прав. Когда мама вышла к нам, в зеленом халатике поверх купальника и с заново накрашенными глазами, «солнце уже склонилось к закату».
– Понял? - спросил папа Митька.
– И вот так всегда? - посочувствовал ему Митёк.
– Вы о чем? - спросила мама, доставая из кармашка халатика зеркальце. - Ну мы идем купаться? Сколько можно вас ждать?
Купаться мы не пошли. Папа сказал, что вода в реке остыла, пока мама собиралась. Мама уже хотела было обидеться, но тут на горке затрещал мотоцикл - приехал участковый. Он доложил папе, что «конфликт в семействе Чашкиных улажен и взаимных претензий нет». Чашкины - это вредная Клавдия и застенчивый Васька.
Папа показал ему записку из бутылки. Участковый повертел ее, даже с оборота рассмотрел, вернул папе и сказал уверенно:
– Баловство. Ребята шалят. Есть тут у нас одна компания. - Он повернулся к нам: - Вы от них держитесь подальше. А если что - сразу мне сигнализируйте. Я приму меры.
– Сами справимся, - сказал Алешка. - У нас гранаты есть.
– Он шутит, - поспешил папа.
– Он не шутит, - возразила мама.
Участковый сдвинул на лоб фуражку и озадаченно поскреб затылок. Митёк что-то шепнул ему на ухо. Тот улыбнулся, кивнул, попрощался и уехал.
Мама пошла снова переодеваться и перекрашивать глаза к ужину - раз уж никто не хочет купаться. Папа с Митьком поднялись в кабинет, а Лешка пошел в сарай. Там он пробыл довольно долго. И вернулся очень довольный, с хитрыми глазами.
– Я оружие изготовил, - шепнул он мне, когда мы поднимались по лестнице. - Против этой компании.
– Танковый пулемет доделал? - спросил я.
– Еще лучше. Завтра услышишь.
И я услышал. Мы все услышали. Рано утром. На рассвете. Нас всех разбудил какой-то странный грохот во дворе. Я скатился с лестницы в одних трусах, догнав по дороге встревоженного Митька в одних пижамных штанах. А на крыльце уже волновались мама и папа в одних халатах.
Зато Лешка не волновался. Оказывается, он вчера смастерил в сарае великолепную дальнобойную рогатку и сейчас проводил ее испытания. Надел на штакетины консервные банки и всякие кастрюли и молотил по ним из своей рогатки стальными шариками от подшипников.
Грохот стоял страшный. Потому что Алешка бил точно и сильно. При каждом попадании кастрюля вздрагивала, подпрыгивала и издавала что-то вроде короткого отчаянного вопля. Примерно, как вопил Митёк, когда на него напали его верные пчелы.
– Прекрати, Алексей! - строго воскликнула мама. - Ты всю деревню перебудишь.
– Уже перебудил, - сказал Митёк. - Пусть тренируется. - Он спустился с крыльца, протянул к Алешке руку: - Дай-ка я попробую.
Митёк сорвал яблоко, уложил его на донышко банки, отсчитал десять шагов. Прищурился, растянул рогатку до уха. Выстрелил.
Яблоко даже не дрогнуло.
Алешка хихикнул. Папа хмыкнул. Мама утешила:
– Ничего, Митя, не расстраивайся, в другой раз попадешь.
– Мам, купи ему арбуз, - посоветовал Алешка. - Побольше.
Митёк неторопливо подошел к нему, вернул со вздохом рогатку и, неожиданно взяв Алешку легонько за ухо, со словами: «Старших надо уважать», подвел его к забору.
Алешка снял с банки яблоко. Митёк выпустил его ухо.
Алешка - вот с такими глазами - вернулся на крыльцо и показал нам яблоко. В самом центре его, будто сделанная тонким сверлом, была пробита ровная дырочка.
– Настоящий писатель, - гордо сказал папа. - Мастер.
– Я тоже так могу, - похвалился Алешка. - Даже лучше. Дядь Мить, станьте у забора, ладно?
Митёк послушно отошел к забору. Мы внимательно и молча наблюдали, что там еще Алешка выдумал. А он, подпрыгнув, сорвал еще одно яблоко и подошел к Митьку.
– Нагнитесь, дядь Мить.
Митёк и это сделал послушно. Алешка положил ему на голову яблоко - прямо точно на лысинку - и сказал:
– Теперь выпрямляйтесь осторожно. Чтобы яблоко не скатилось.
Митёк выпрямился во весь рост. Так и стоял - большой такой с маленьким яблоком на голове.
– Э! Э! - вдруг спохватился папа. - Отставить!
Но Алешка уже отсчитал десять шагов и вскинул рогатку.
– Не смей! - взвизгнула мама. - Ты ему в лоб попадешь! А он еще от пчел не оправился.
Я попытался выхватить у Лешки рогатку, мама стала мне помогать, Алешка брыкался. А папа вдруг засмеялся: