Ах, зачем, зачем она хотела выведать то, что не должна знать! Только сама спалилась, балда несчастная. Не умеешь выведывать – не берись, спроси прямо, а боишься, так и вовсе молчи. «Мовчы, дура-дивка», – вспомнилось ей сегодняшнее пребывание в гостях у Лебёшки и её странной бабки. Вот именно: дура-дивка!

– Босоножка! – водяник взял её за плечи и повернул к себе. – Что ты, плачешь?

– Дурак ты!– всхлипнула Рика.

– Да ты сама этот разговор начала, – оправдываясь и укоряя её, сказал водяник, чем, конечно, ещё больше разозлил.

– Ты меня сюда притащил и ещё ждать заставил…

– Я же не знал, что ты реветь станешь!

– Я и не реву!

Разговор грозил перейти в ссору, но водяник вдруг всё изменил:

– Ладно, смотри, уже – начинается…

Рика подняла глаза. В начале она ничего не увидела. Потом увидела: мелкие, словно точки, огоньки над топью. Огоньки то вспыхивали, то пропадали, то зависали в темноте, то начинали плавно перемещаться, не поднимаясь – вправо, влево, – соединялись и расходились…

– Что это?

– Болотники. Они клады стерегут. Люди их боятся, что в трясину заманят, но ты не бойся – со мной они тебя не тронут. Только сиди смирно.

Но Рика и так боялась шелохнуться. Зато огоньки будто осмелели: они стали ярче и проворней, даже затеяли какую-то игру на болоте, запестрели, замельтешили в одном месте, а потом начали собираться в круги – в большие и маленькие хороводы. Рика вдруг заметила, что один огонёк подобрался почти к самой её ноге.

– Водя-аник!– шёпотом позвала она на помощь, не сводя глаз с живого голубого язычка.

–Не шевелись. Всё будет хорошо.

– Он меня поджечь может! – панически сжалась Рика.

– Нет, он холодный. Сиди спокойно.

Да уж, спокойно! Как тут спокойно сидеть, когда огонёк уже у самой ноги!

–Ай, щекотный!

Холодный язычок лизнул щиколотку. Рике стоило усилия не отдёрнуть ногу. Но, в общем, ничего не произошло – нога не загорелась, никаких следов пламя не оставило.

Огонёк повёл себя точно, как собачка, то есть, обнюхал рикину ногу, лизнул и – побежал обратно к своим, на болото. Рике даже жаль стало, что их общение так быстро закончилось.

– Водяник, а если одного поймать и в банку посадить? – предложила она.

– Зачем? – удивился мальчик.

– Просто. Прикольный же! Ни у кого такого нет, а у меня – будет.

– Нехорошо это.

– Почему?

– Болотники только ночью появляются и только на болоте. Ты его дальше этой поляны и не унесёшь, даже если он тебе в руки дастся. Да и гиблое дело – болотников ловить. Заманят в топь, и поминай, как звали… Смотри, смотри – сейчас! – вдруг сам себя оборвал он. – Вот, где сейчас цветок раскроется – там клад, запоминай место!

Голубые огоньки соединились в один большой, формой похожий на луковицу. Он, большой, всё рос и набухал и, наконец, стал раскрываться – как кувшинка, расходясь голубыми мерцающими лепестками.

– Как красиво! – восхищённо прошептала Рика.

Это чудо только несколько секунд переливалось над болотом, потом быстро начало бледнеть и совсем пропало.

– Всё. Теперь только через месяц снова поднимутся, когда силы наберутся – сказал водяник.

Было темно, они стояли рядом – две чёрные тени на чёрном болоте у сгоревшей берёзы.

– Запомнила, где это? Завтра придём днём, может, достать сумеем…

–Да ты что!

– Я слово хочу сдержать, ты же меня расчесала.

– Ой, правда, а я совсем забыла… А знаешь, как хорошо было бы, если бы мы клад нашли!

Рика подумала, как бы это было хорошо для неё – она бы, может быть, совсем перестала зависеть от мамы…

Водяник проводил её до малины.

– Ты приходи завтра. Прямо утром. Я тебя вот здесь буду ждать, – наказывал он ей.

– А что мне взять? Верёвку надо? Лопату?

– Ничего не надо. Сама приходи.

– Да приду, приду уж.

– И ничего не бойся. Только крест свой не снимай… Чтоб болотники тебя не утянули.

Рика машинально тронула шнурочек на шее. Всякое упоминание водяником креста заставляло её напрягаться – а вдруг попросит?

– Ладно. Пока, до завтра. Уже поздно. Меня, наверное, дома порвут… – И она нырнула в свою нору в малине.

Главное, не давать разговору уходить в опасную сторону. Ради этого и соврать можно. Хотя, дома, сто пудов, нагоняй сегодня будет – Рика была уверена; так что сейчас вышла даже и не отмазка, а чистая правда.

Ей было тоскливо возвращаться домой: внутренний страх перед матерью снова поднялся из самого живота и покачивался где-то под горлом, подстрекая тошноту. Хотя Рика знала, что, в сущности, мать ничего ей не сможет сделать. Ну, поругает, может, пощёчину влепит – это самое крутое наказание. Мать Рику редко наказывала физически, даже когда та была маленькой, и шлёпать было удобно. Не купит что-нибудь? Да Рика и не попросит. Телефон отберёт? Рика к вещам не привязана, подруг, которым очень хочется позвонить, нет – их двор весь разъехался на лето, а в классе как-то не сложилось близкой дружбы. Ничего ведь страшного.

Но страх не принимал логики. Он просто был. И никуда не собирался уходить.

Рика глубоко вдохнула, сдерживая его.

Их окна не светились. Только обойдя дом, со стороны улицы она увидела деда. Тот стоял у калитки и курил. Курил не первую сигарету – фонарь рядом с их двором хорошо освещал землю, и там Рика увидела ещё окурки.

– Деда, ты же не куришь,– боязливо начала она.

Сигарета из руки его выпала. И падала медленно, и роняла искорки, и медленно гасла на земле – так Рике показалось. Словно она тоже научилась замедлять время.

Дед быстро прижал окурок ногой.

– Ну ты и подкралась! Откуда нарисовалась, а? Как я тебя проглядел… – он хлопнул руками, выражая досаду на самого себя. – Да, вот, с самого Афгана не курил… А с вами закуришь!..

– Извини, у меня денег на телефоне не было, чтобы предупредить…– она говорила правду, но чувствовала, что лжёт, ведь, были бы деньги, всё равно не позвонила, даже если бы не провела день по ту сторону малины… Всегда приходится врать. Даже тем, кому не хочешь…

– А ты в Афгане курил? А почему бросил?

– А я, как пришёл, я не только курил. Я и водку пил. Много. Я, понимаешь, много тогда про жизнь узнал, про людей…

– Плохого?

– Плохого. И хорошего тоже узнал, но тогда только плохое замечал. И о себе мнение изменил. Не в лучшую сторону… Вот так. А бабушке твоей в один