Раздался треск ткани — футболка лопнула, мгновенно превратившись в бесформенный кусок черной тряпки. Я вывернулся, с силой пнул его ногой в колено.

— Это что тут такое творится! А ну прекратите! — раздался возмущенный женский крик. — А то милицию сейчас же позову!

В поле зрения оказалась женщина, лет сорока. Отморозки среагировали словно по команде.

Я уже понял, что по мою душу явилась просто мелкая уличная гопота. Показывать слабость я не собирался, такие только силу и понимают. Это они думают, что я зеленый пацан, с которого можно лавэ стрясти. Вся их хваленая крутизна — это дешевые понты.

Налететь толпой и руками махать как мельница — вот их тактика. А вот биться одному с холодной головой, да еще и против нескольких противников дано не всем. Не скажу, что я опытный боец, но за долгую прожитую жизнь приходилось и получать и давать самому. Были и бытовые драки и серьезные мордобои в разборках… Возможно, не ошибусь, если скажу, что у меня был пониженный болевой порог. И были мозги сделать из этого правильные выводы, что куда важнее.

Ну, еще здесь сыграл фактор неожиданности — их сбило с толку, что я первым налетел на них, совершенно не показывая страха.

Я тоже остановился, среагировав на крик женщины. А гопники, потирая пострадавшие места, отскочили в сторону. Сейчас они смотрели на меня с опаской. Один с мокрыми слезящимися глазами, другой с разбитым носом и окровавленными губами.

— Че, мля! — рявкнул я. — Все⁈

— Да ну его, пацаны! Он больной на голову! Идем! — пробормотал старший, глядя на меня как на дикаря.

— Совсем крыша поехала! Муфлон!

И они демонстративно нехотя, повернулись и направились в сторону выхода со двора. А я, тяжело дыша и сжимая кулаки, стоял и смотрел им вслед.

— Антоша, ты как? — ко мне подошла та самая женщина, что собиралась вызывать милицию. В памяти откуда-то всплыло ее имя.

— Теть Тань, все нормально… — ответил я, удивившись, что сделал это так, будто знал ее всю жизнь. — Отморозки какие-то. Пришлось пошуметь.

— Это я заметила, — восхищенно ответила женщина. Вспомнил, что она была уборщицей во дворе. — Смело ты с ними. Даже не знала, что ты так можешь. Всегда тихий такой ходил, незаметный. А тут вон как налетел. Вот же растут молодые бандиты, футболку тебе порвали!

— Да ничего страшного, зашью. Все равно домой иду.

И я направился к подъезду, отчетливо зная, на каком этаже и в какой квартире этой девятиэтажки я жил. Вот только тут судьба подсунула мне свинью.

Лифт почему-то не работал, хотя дом с виду был новый. Да и вообще, весь этот микрорайон был каким-то молодым, свежим. Зелени было хоть и много, но вся она еще не успела толком разрастись — все деревья и кустарники маленькие. Видимо, район возводился совсем недавно — вдалеке, со всех сторон были видны многочисленные башенные краны и строящиеся здания соседних кварталов. Строительство шло ударными темпами — на вид, этим домам не более десяти лет.

Поднялся на седьмой этаж, отыскал знакомую дверь. Остановился в нерешительности. Как-то неудобно вливаться в чужую жизнь, заходить не в свою квартиру. Называть чужих тебе людей своими родителями. Однако чем больше я об этом думал, тем меньше меня это беспокоило. Сам того не понимая, я свыкался с этой мыслью неожиданно легко.

Да и разве у меня есть какие-то иные варианты?

Выжал черную кнопку звонка. Затренькала кукушка.

Тишина.

Обратил внимание, что неподалеку, прямо на стене черным баллончиком выведено — «Извращенец». Такого добра в каждом подъезде хватает.

Выжал кнопку еще раз.

Сначала дверь никто не открывал, потом послышались шаги и недовольный голос.

— Ну, кто там еще притащился?

Щелкнул замок, входная дверь открылась и на пороге квартиры я увидел довольно симпатичную женщину. Чужая память услужливо подсказала, что это и есть моя мать. Только вот вид у нее был… Растрепанная, усталое бледное лицо, синяки под глазами. Мятая одежда. И характерный запах алкоголя.

В квартире за ее спиной — натуральный бардак. На полу как попала валялась грязная обувь, вещи. Какие-то коробки.

Разом возникли вопросы. Да-а, оказывается, жизнь у моего реципиента была не сахар.

— Чего трезвонишь? Ключи твои где? — устало пробурчала она, осмотрев меня мутным взглядом. — Что, еще и футболку порвал?

— Ключи потерял, — пробормотал я, совершенно не ожидая такого поворота. Хотя, после перерождения в девяностых — грех удивляться чему-то еще.

— Ну, значит, иди и ищи… — нахмурилась она и хотела уже закрыть передо мной дверь, но я ловко поставил ногу, не дав ей этого сделать.

— Нормально ты сына встречаешь! Может, сначала накормишь? — твердым голосом поинтересовался я. Держать дверь она не стала, просто махнула на меня рукой, и пошатываясь, отправилась куда-то вглубь квартиры. Везде стоял запах перегара.

С кухни послышался сиплый мужской голос:

— Ленка! Кто там?

— Антон пришел.

Несколько секунд и на пороге кухни показался пошатывающийся собутыльник. Назвать это чудо природы мужиком язык не поворачивался. Сам лохматый, небритый, с красной от выпитого бухла мордой. Сявка, короче.

Похлопав себя по карманам, оно громко икнуло.

— О! Слышь, малой… Сгоняй в магазин за водкой! — алкаш тянул окончания слов, отчего складывалось еще худшее впечатление. — И консервы рыбные возьми! Ленка, где у тебя деньги?

Мужичок был худым, поношенная одежда висела на нем как половая тряпка на швабре. Говорил он с характерной нечеткой дикцией, а глаза никак не могли сфокусироваться на одной точке.

Это было мерзко. Идя домой, я ожидал увидеть совершенно другую картину — нормальную семью, а тут такое…

Мать, которая должна создавать уют в квартире, любить и воспитывать сына, вместо этого безбожно бухает и водит домой непонятные пропитые элементы мужского пола… Тьфу ты! Как же это отец допустил? Почему-то в моей памяти никакой информации о нем не возникло.

Несколько секунд я просто стоял, смотрел на все это дело и подмечал детали. Зрелище отвратительное. Уйти? Ну нет! Нужно брать главенство в свои руки, тем более, что мне и идти-то больше некуда.

— Ну че ты пялишься? — недовольно возмутился собутыльник. — Иди давай, ну. Ленка, дай ему деньги. Ну чего ты встала⁈

Он попытался шлепнуть ее по заднице, но промахнулся.

Мне же до того стало тошно, что в нашей квартире распоряжается какое-то