— Выброси это из головы, — посоветовал Стивен.

— А знаешь, что самое худшее? — не обращая внимания на его слова, продолжал Каммингс. — Если такое произойдет, все врачи, вместе взятые, ничего не смогут сделать. Мы будем совершенно беспомощными, как во времена великих эпидемий Средневековья. Нам останутся только окуривание и молитвенники.

— Значит, нужно перехватить проблему в истоке, — сказал Стивен. — Выявить природный резервуар этих вирусов и уничтожить его прежде, чем они проникнут в жилые районы.

— К сожалению, этот источник находится в Африке, а в Африке ничего не бывает легко. Центр по контролю и профилактике заболевания в Атланте пытается выявить природный источник вируса Эбола уже несколько десятилетий — и безуспешно. Пастеровский институт в Париже пытается справиться с этим заболеванием, изучая всю информацию, накопленную за все эти годы, но информация эта крайне скудная.

— Могу себе представить…

Вернувшись домой, Стивен плеснул в бокал джин-тоника и поставил диск в проигрыватель. Комнату заполнили проникновенные звуки саксофона Стэна Гетца. В лотке факса лежало два письма. Стивен уселся в свое любимое кресло у окна и принялся читать. Сообщения были от двух его знакомых из благотворительных организаций — один работал в «Красном кресте», другой — в организации добровольцев под названием «Медик Аутрич». Оба заявляли, что, насколько они знают, в Нданге в течение определенного времени не было и нет в данный момент случаев геморрагической лихорадки. Стивен отправил им по факсу письма с благодарностями, затем выключил свет, откинулся на спинку кресла и долго смотрел в небо. Ночь была ясной, и он мог видеть звезды — именно поэтому он так любил сидеть в этом кресле. Стивен размышлял о том, насколько легко оказалось выяснить то, что ему было нужно. Никто не сказал, что «не знает» или что «не уверен». Все утверждали, что в Нданге нет геморрагической лихорадки. Происшествие с бедолагой Барклаем, заразившимся этой болезнью, было одной из тех «необъяснимых случайностей»… однако такое объяснение годилось для кого угодно, но не для научного сообщества. Впрочем, чем бы ни объяснялось невезение Барклая, Стивен с уверенностью скажет утром Макмиллану, что министр иностранных дел может спокойно ехать в Ндангу. А сам он, если повезет, успеет на дневной рейс до Шотландии и к вечеру уже будет обниматься со своей дочкой в Дамфришире.

Пятилетняя дочь Стивена, Дженни, жила в семье своей тетушки Сью и ее мужа Ричарда в поселке Дамфришире неподалеку от Гленвэйна и воспитывалась вместе с их собственными детьми — восьмилетней Мэри и шестилетним Робином. Так продолжалось уже два года, с тех пор как Лиза, жена Стивена и сестра Сью, умерла от опухоли головного мозга. У Стивена вошло в привычку наведываться в Шотландию каждые две-три недели и оставаться на выходные, чтобы Дженни не забывала, кто ее настоящий отец, а он сам мог наблюдать за ее взрослением. Несмотря на нежный возраст, в Дженни очень многое напоминало Стивену Лизу, и он тихо радовался этому — особенно выражению глаз девочки, когда она думала, что отец что-то от нее скрывает. Этим она настолько походила на Лизу, что Стивен просто таял от боли и нежности.

Сказать, что Стивен тяжело перенес смерть Лизы, было бы большим преуменьшением. Хотя у него было семь месяцев, чтобы приготовиться к неизбежному исходу после того, как поставили окончательный диагноз, смерть жены поразила его в самое сердце, и после похорон он буквально махнул на свою жизнь рукой. Он девять месяцев не работал, предпочитая искать утешение в алкоголе, и отчаянно пытался жить прошлым, закрываясь от настоящего и отрицая даже малейшую возможность будущего. Однако, как и большинство людей, переживших потерю близкого человека, он выжил и оказался «на другой стороне» — может быть, имея не самый приятный опыт за плечами, но зато зная о себе самом гораздо больше, чем раньше. Теперь он мог оглядываться на свое болезненно короткое счастье с Лизой — чуть больше четырех лет — с огромной нежностью. Он по-прежнему тосковал по ней, но больше не испытывал того ужасного ощущения «ножа в животе».

Ситуация с Дженни была далеко не идеальной, но специфика работы Стивена исключала возможность взять няню. Некоторое время он баловался идеей найти работу поспокойнее, чтобы ночевать дома и жить с Дженни, но, если говорить начистоту, это были не более чем умственные спекуляции. Возможно, это было эгоистичным — фактически это так и было, признавался себе Стивен, — но он слишком любил работу в «Сай-Мед», чтобы уйти оттуда. Каждый раз, когда у него возникало чувство вины, он успокаивал себя тем, что Дженни была, в общем, счастлива, живя со Сью и Ричардом, а они относились к ней, как к собственной дочери.

Композиция Гетца сменилась еще более задушевной, и Стивен непроизвольно оглядел комнату, залитую неярким светом уличных фонарей. На стене висела фотография Лизы в форме — она работала медсестрой в Глазго, где он и познакомился с ней, выполняя задание, — и их совместная фотография, когда они ездили в отпуск в Скай. Он вспомнил, что тогда неделю подряд лил дождь, и только напоследок погода подарила им чудесный денек, который они потратили на прогулку в Куиллинс и наконец узнали, каким красивым был этот остров. Еще была фотография Дженни с детьми Сью на пляже в Дамфришире — держась за руки, они шлепали босиком по воде, а глаза горели ребячьим восторгом. Была фотография самого Стивена в униформе и еще одна в гражданской одежде с Миком Филдингом, с которым они вместе служили в спецназе. Сейчас Мик держал таверну в Кенте — во всяком случае, именно этим он занимался, когда Стивен слышал о нем в последний раз: Мик неохотно общался со старыми друзьями. Помоги Господи всем дебоширам в Кенте, подумал Стивен с улыбкой.

После смерти родителей ему удалось спасти кое-что из своей прежней жизни — в основном книги, а также испанскую гитару, которую он купил в восемнадцать лет и до сих пор иногда поигрывал на ней, когда находило настроение. Не такое уж серьезное имущество для человека, которому перевалило за тридцать пять, подумал Стивен. Музыка остановилась, он поднялся, чтобы налить себе еще порцию, и по дороге включил телевизор, намереваясь послушать выпуск новостей.

— Вирус, который не так давно забрал жизни трех пассажиров самолета, стюардессы и медсестры, ухаживающей за больными, — это новый вирус, прежде неизвестный медицине! — провозгласил диктор.

— Быстро же они это пронюхали, — посетовал Стивен.

— Таким было заключение ученых-медиков, которые занимались анализом образцов, взятых у жертв инцидента в Хитроу в наисекретнейшей лаборатории Портон-Дауна, научно-исследовательского центра по биологической защите. Источник вируса до сих пор не известен. Однако представители здравоохранения в интервью «Скай Ньюс» час назад подчеркнули, что вспышка не представляет угрозы обществу.

Вот черт, подумал Стивен, неужели в наше время любая информация тут же оказывается достоянием прессы?

Отчет был точным, а значит, информация явно просочилась через кого-то, присутствовавшего на встрече. Впрочем, любые правительственные уверения об отсутствии угрозы населению могли оказаться фальшивыми, как, например, те, которые правительство раздавало направо и налево во время эпидемии коровьего бешенства, подумал Стивен.