его шальной голове, а когда предмет разговора вылетал из головы собеседника тоже, он вдруг вспоминал о нем и требовал продолжения. Может, еще и по этой причине слова подбирались неохотно и все жалобы остались при себе. Почему-то Соня решила, что если Степа напрямую не спросит о ее затруднениях, то говорить о них она и не будет.

Только он вспомнил и спросил.

— Если не считать учеников, то нет, — призналась она.

Она немного отступила влево, чтобы не вдыхать дым, который ветер бросал прямо ей в лицо, и снова уставилась на странного мужчину у автомата позади Степы.

Тот немного постучал сначала по его боковой стенке, затем по передней, но так ничего и не получив, присел на корточки и заглянул в кран сверху вниз, будто пытался уловить момент, когда из глубины потечет вода. Напрасно.

— А что ученики?

— Младшие ребята — все замечательные, и даже старшие десятые классы хорошие, а вот девятый… — Соня вздохнула. — Меня, конечно, предупредили, и я на всякий случай поискала кнопки на своем стуле, но к чему я совсем не была готова, так это к тому, что кто-то подрисует английской королеве усы в моей газете! У меня, между прочим, всего один такой экземпляр был. И жвачку прилепили к портфелю…

Степа снова глянул назад, отвлекаясь на шум — это мужчина решил посильнее ударить автомат — затем хмыкнул и почесал усы. Соне эти усы категорически не нравились. Без них он был симпатичнее, а за ними часто прятал ехидную усмешку.

— С детьми сложно. Надо с ними строго. Покажи им свой авторитет и власть!

Соня страдальчески подняла брови.

— Посмотри на меня. Там один девятиклассник ростом почти с тебя!

Степа усмехнулся, словно только что получил комплимент.

Он всю жизнь был худым и долговязым, и Соня едва ему до плеч доходила. В детстве у него была самая необидная кличка — дядя Степа, и он был ею страшно доволен. Соня подозревала, что его тезка сыграл не последнюю роль в его решении пойти в милиционеры. Ни после школы, ни после армии он не отличался особым усердием и стремлением освоить какую-то профессию, где пришлось бы слишком много думать, поэтому выбрал ту, где пригодилась бы сила. Работа участковым Приокского района в Горьком, где он, собственно, и жил много лет и пока никуда не собирался, ему была очень по душе, хотя распределение Сони его огорчило. Но он был рад тому, что ее не отправили совсем далеко, и обещал приезжать регулярно — в прошлом году от дяди в наследство он получил видавшего виды Запорожца шестидесятых годов и чрезвычайно этим гордился.

Соня долго смотрела на его сержантские погоны находившиеся выше уровня ее глаз, а Степа долго думал, как ей ответить.

— И все же женщин среди учителей много, — наконец заметил он, — и их уважают. Это только поначалу, Сонь, привыкнут к тебе — успокоятся. Да и потом…

Он не договорил. Грохот от сильного удара заставил подскочить и его, и Соню, и прохожих. Даже из окон пятиэтажек рядом повысовывались люди.

— Это еще что такое?..

Степа среагировал мгновенно: передал недокуренную сигарету Соне, развернулся на месте и поспешил к мужчине, которому так и не удалось справиться с автоматом с газировкой. По его стенкам бил много кто, но этот человек по силе своего негодования, кажется, превзошел всех.

— Эй, уважаемый! — с возмущением воскликнул Степа.

Автомат слегка накренился в сторону, а его левый бок, который хорошо был виден Соне, слегка промялся. Удивительно.

Она с отвращением перехватила двумя пальцами сигарету и подошла поближе. Рядом с лавкой в паре метров от дурацкого происшествия стояла урна, куда она без сожалений кинула окурок.

— Автомат не работает! — сурово проговорил Степа. — Вы зачем буяните?

— А деньги мне кто вернет? — глухо ответил мужчина.

Он вытащил свой пластмассовый стаканчик — белый, с надписью “Фанта” — и заглянул внутрь, словно хотел проверить, точно ли автомат ему ничего не выдал.

Мужчине на вид было около сорока лет, но из-за печально опустившихся уголков губ на его лице вдруг сделалось больше морщин. Наверное, день у него совсем не задался.

Соня переступила с ноги на ногу, а затем опустилась на лавочку, укладывая перевязанные белой ленточкой цветы себе на колени.

— Вы пили? — спросил Степа.

Мужчина рассеянно покачал головой и, подняв стаканчик к лицу, покрутил им перед Степой.

— Как видите, нет-с.

— Не воду.

— Чай утром. Сахар кончился, поэтому горький пить пришлось.

— Да я не про это. Вы пьяны?

Мужчина сдвинул густые темные брови и отвернулся, игнорируя вопрос и взглядом шаря по траве возле бордюра, будто что-то искал.

— Уважаемый, вы говорить собираетесь? — начал терять терпение Степа.

— Я говорю.

Мужчина опустил руки и вместе с ними плечи. Наблюдавшей за ним Соне вмиг стало его жалко. У него же явно что-то неприятное в жизни случилось, а Степа в упор не видел и наседал.

— Пили алкоголь?

— Не пил.

— Документики покажите.

— Дома забыл. Три копейки на воду взял да, как видите, потерял, — проворчал мужчина. — Убирайте, что ли, раз негодный!

— А где ваш дом?

— Далеко отсюда.

— Так, — понизил голос Степа. — Пойдемте-ка.

— Куда?

— В местное отделении милиции. Там с вами разберутся. И воды дадут, и домой отправят!

Мужчина пожал плечами и не стал сопротивляться.

Степа обернулся и многозначительно посмотрел на Соню.

— Я поняла, — сказала она. — Давай сходим.

— Я бы отправил тебя домой, становится прохладнее… Но боюсь, потом тебя не отыщу. Прости.

Да и отделение милиции без нее он тоже не найдет.

— Все хорошо, — заверила его Соня.

Она поднялась с лавочки и подошла к Степе и мужчине.

Тот вблизи совсем не выглядел пьяным и невменяемым. А вот автомат с газировкой, грустно склонившийся набок, был совсем плох. Ну, теперь-то уж точно уберут.

— Ба. Да вы сами не местный, что ли? — догадался мужчина, когда Соня их обогнала и повела в милицию. — Вы точно милиционер, а не ряженый?

— Точно-точно, — ответил Степа.

Некоторое время они шли молча, но потом мужчина снова подал голос.

— Как звать вас, товарищ милиционер?

— Степан Павлович.

— А у меня что не спросили имя?

— В отделении спросят.

— А вы им что скажете? За что поймали?

— За порчу городского имущества.

— Ну так все его портят. Я сам видел. Что же, всем можно, а мне одному нельзя?

— Никому нельзя, но его никто не ломал до сегодняшнего дня. А вы сломали!

— Разве не до меня его сломали? Он ведь не работал.

Степа ничего не ответил, и мужчина успокоился, видно, решив, что