— Ниче! Хватит комедию ломать! Он, оказывается, женат, я в паспорте посмотрела!

«Любопытно, а как она сейчас себя поведет?» — потребовала продолжения диалога моя писательская любознательность.

— Все в порядке? — улыбнулся я девушкам, протягивая деньги.

— А вам-то какое дело? — надулась Ленка.

— Так вы меня спрашивали насчет вашего города, — сознательно не обращаю я внимания на перемену настроения у толстушки. — Что из достопримечательностей вы бы посоветовали посмотреть?

— Мужчина, я вам что, справочное бюро?

— Но позвольте? — изображаю я крайнюю степень удивления. — Вы же сами навязали мне этот разговор…

— Ничего я вам не навязывала! — красотка задирает крашеные брови. — Что вы тут себе возомнили?

В этот момент в салон с шумом вваливается толпа подростков:

— Нам деньги на телефон нужно положить!

— Мужчина, вот ваша сим-карта и паспорт! — сурово изрекает Гала, подавая мне ожидаемое. — Забирайте и оставьте девушку в покое, у нее, между прочим, жених имеется!

— А я, по-вашему, метил на место жениха столь грациозной дамы?

— Не знаю, куда вы там метили, только мы с женатыми мужчинами не общаемся! — гордо заявляет Ленкина подружка и демонстративно отворачивается.

— А с чего вы вообще решили, что я с вами что-то затеваю? У вас, дамы, на редкость богатое воображение! И как вы правильно заметили, у меня жена дома имеется! — с этими словами я решительно отправляюсь на улицу.

Петрович сидит в той самой позе, в какой я его и оставил двадцать минут назад: скрючился на водительском месте и сквозь толстые стекла очков изучает передовицу «Карельского вестника». Причем, кажется, все одну и ту же страницу.

— Ну, что, Петрович, рванули дальше! — беззаботно говорю я, захлопывая за собой дверцу.

— Куда прикажете? В больницу?

— Если есть время, то давайте заедем на пляж, охота море вблизи посмотреть.

— А вы что, моря никогда не видели? — Петрович складывает газету в бардачок.

— Белого — не видел.

— А, что Белое, что Серое, все одно — вода, да притом соленая.

— Да, Петрович, вы не романтик!

— Я практичный человек. Везде в морях вода — почти одинаковая. Я на флоте пять лет оттрубил в свое время и со всей прямотой могу заявить, что везде она соленая. На Балтике, конечно, не такая соленая, как, скажем, в Индийском океане. Но от этого суть не меняется!

— А вы и в Индийском океане бывали?

— Доводилось, — важно кивает Петрович и трогается с места.

Мы проезжаем городскую застройку и, выбивая старыми колесами клубы серой пыли, мчимся под уклон по горному серпантину разбитой дороги, ведущей к самому Белому морю, к городскому пляжу. Зрелище, надо отдать должное, завораживающее.

Сам город Карельск построен на полукилометровой возвышенности, в одной из небольших беломорских бухт, и располагается в несколько ярусов по отлогим склонам сопок, что окаймляют все побережье. Городские кварталы чередуются с угрюмым лиственно-хвойным лесом, который в разных местах вклинивается в городскую черту на неодинаковую глубину. Вокруг города стоит малахитовая стена безбрежной тайги. Она продолжается до самого горизонта и обрывается лишь у серебристой каймы морского берега.

Местный пляж усеян гладкими валунами и крупной галькой, отшлифованной морскими приливами. Песка нет совсем — только проплешины болотно-зеленой травы. Зато от водной глади, усеянной множеством мелких островков, поросших корабельными соснами, невозможно отвести глаз. Снуют яркие яхты и катера, возле берега мелькают и модные нынче доски с парусом, с отважными наездниками в теплых гидрокостюмах. Вот кто-то не совладал со стихией и звонко плюхнулся в воду. Теперь, громко фыркая и матерясь на всю карельскую бухту, пытается повторить попытку.

Несмотря на жару, душной подушкой накрывшую весь город, энтузиазма среди купальщиков я не увидел. Так, пара-тройка джентльменов в подпитии пытается изобразить из себя хватких пловцов, рассекая прибрежные воды. Но в основном местное население лезть в воду не торопится, предпочитая водным процедурам солнечные ванны на берегу.

— Петрович, — радостно кричу я провожатому, зачерпнув горсть хрустально чистой воды и лизнув ее языком, — соленая! Ей-богу, соленая!

— Знамо дело, — хмуро отвечает старик, расстегивая верхнюю пуговицу на застиранной байковой рубахе. — Какой же ей еще быть? В море-то?

— Петрович, давай я искупнусь, а? Вода — как парное молоко! Подождете?

— Ну, купайтесь! Чего уж там, подожду. Михал Михалыч сказали показать вам тут все, — бубнит Петрович, — уделить время. Только, доктор, вода чуток подальше от берега будет холодной. Осторожней, чтоб ноги судорогой не свело.

Я захожу по пояс в относительно теплую, светлую воду, а затем быстро ныряю.

— Ах! Ух! — выныриваю на поверхность. — Здорово! Сбылась мечта идиота: окунулся в Белое море!

Раззадорив сам себя, я быстро отдаляюсь от берега и через пять минут наш автомобиль «скорой помощи» выглядит спичечным коробком, а тела загорающих людей — едва различимыми пятнами.

Вопреки предсказаниям Петровича, вода остается на удивление теплой, а самое главное — прозрачной. Сквозь беломорскую толщу различается неровное морское дно с громадными валунами и желтоватыми водорослями. Я ныряю, пытаясь подцепить что-нибудь со дна, и через минуту выскакиваю на поверхность как ужаленный: на глубине вода резко делается ледяной, так что со мной чуть не приключилась рефлекторная остановка сердца. Устрашившись, что ноги сведет судорогой, как стращал Петрович, я тотчас поворачиваю к берегу и плыву, без остановок загребая морскую зыбь до тех пор, пока не различаю лица загорающих на пляже тетенек.

Перевернувшись на спину, я отдыхаю, восстанавливая силы. Мерно покачиваясь на прогретой ласковым солнцем волне, вижу высоко-высоко в лазурном небе едва приметные дымчатые облака, лениво плывущие надо мной. Крикливые чайки, размахивая белыми крыльями, спорят неподалеку. Тут я первый раз замечаю настоящего альбатроса. Массивная белая птица с хищно загнутым на конце клювом и широкими сильными крыльями не спеша пролетает в метрах десяти от меня. Не обращая на меня никакого внимания, альбатрос пикирует и, едва коснувшись грудью воды всего в паре метров от меня, вновь плавно уходит ввысь. Чайки при этом тут же перестают браниться и от греха убираются восвояси, а большая птица делает новый заход.

Я выхожу на берег и, дрожа от холода, карабкаюсь вверх по насыпи в сторону больничной машины.

— Ну что, Петрович, заждались?

— А, доктор? Вы уже искупались? — отрывается водитель от газеты. — Едем?

— Ну, Петрович, надо же хоть обсохнуть. Не могу же я в мокром виде заявиться к вашему главному врачу. Вы по-прежнему никуда не торопитесь?