Я не колебалась.

– Я хочу покинуть этот мир.

Мой голос казался слабым и прерывистым, как струйка воздуха. Обессилев, я села на свою куртку и скрестила ноги, подражая позе Морфея.

– Но я хочу и еще кое-что…

Он улыбнулся.

– Конечно. Ты хочешь всего. Корону, трон, робких подданных, которые лежат у твоих ног. И ты это получишь. По праву. У тебя отняли твое законное наследство, но ты его вернешь. Полагаю, пора показать тебе мой козырь, маленькая принцесса.

Он вытащил свернутую трубочкой бумажку из рукава пиджака и развернул ее. Я увидела красивые вьющиеся буквы. Золотистые чернила казались влажными, но я знала, что это не так, потому что они не размазались. В них отражался свет фонарика.

«Разбей камень перышком, пройди лес за один шаг, удержи океан в ладони, измени будущее прикосновением пальца, победи невидимого врага, раздави ногой целую армию, разбуди мертвых, овладей силой улыбки».

– Не понимаю.

– Это испытания, – ответил Морфей. – Если ты пройдешь их, то свергнешь узурпатора, занявшего твой трон, и станешь настоящей Червонной Королевой. Половина Страны Чудес будет в твоей власти, и тебе не придется возвращаться в этот зоопарк.

Я проглотила ком в горле. Меня постепенно охватило радостное волнение, теплое, сладкое; я походила на дерево, которое почувствовало, как с первым дыханием весны по его ветвям потекли соки. Это пробудилась моя волшебная интуиция. Я нашла место, где могла чувствовать себя как дома. Место, которым была предназначена править. Там закончится мое одиночество, и всё будет зависеть от моей милости.

– Но как же я выполню эти невозможные вещи?

Морфей скатал бумажку и спрятал обратно в рукав.

– Это твой двадцатый вопрос. Очень разумный. Ответ – в загадке, которую я тебе загадал. Если ты еще не отгадала ее, подумай вот над чем: смысл чего угодно может измениться, просто если взять другой ракурс… смотри на слова и на мир через калейдоскоп, а не телескоп.

Я кивнула, потому что он был прав – каким-то странным и нелепым образом. После всех его намеков о мудром выборе слов я и правда начала смотреть на вещи иначе. Аллюзии против прямого значения, инстинкт против логики, бесконечность против…

– Время, – шепотом произнесла я.

Это был ответ на загадку.

– Верно, – сказал Морфей, встал и вытянул из-за ворота маленький ключик на цепочке. Он поднес его к свету, и ключик заблестел. – Тебе пора учиться. Пора пройти испытания. Пора вернуть себе своих подданных.

– Когда это произойдет? И в чем твоя выгода? Ты сказал, что мы заключим сделку.

– Прости, Элисон, вопросы закончились. Тебе достаточно знать, что в моих интересах, как и в твоих, увидеть тебя на престоле.

Он бросил мне ключик, и я поймала его на лету.

– Ничто не встанет на нашем пути. Сколько времени бы это ни заняло. Ты не будешь спешить, а я дам тебе все средства, которые необходимы, чтобы заявить о своих наследственных правах и узнать о себе много нового. А потом время вообще перестанет что-либо значить, потому что ты обретешь волшебное бессмертие. Начиная с сегодняшнего вечера, твое будущее начнет меняться.

Тишина в душе развеивает приятную дымку воспоминаний. Я потягиваюсь и сажусь на постели, глядя на полуоткрытую дверь, из-за которой, танцуя, струится пар. Томас бреется. Вода шумит в раковине, а потом затихает; Томас негромко напевает себе под нос, водя бритвой по подбородку. Эту песенку он пел мне, когда мы только начали встречаться. Я хорошо помню слова: мужчина просит прощения за то, что слишком сильно любит девушку, и признается, что ему нужна только она – это стоит любых страданий.

Томас вполне воплотил то, о чем говорилось в песне; он поддерживал меня, когда любой другой человек умыл бы руки и сдался. Я ни разу не пожалела, что предпочла Томаса своему магическому предназначению. Жалею я лишь о том, что сделала ему больно. А еще – что чуть не лишила Алиссу шанса на бессмертие.

В те времена я думала, что поступаю правильно. Я хранила секрет, чтобы спасти ее от варварских нравов Страны Чудес. Мне было всего шестнадцать, когда я забрела в логово Второй Сестры и увидела, для чего она использует человеческих детей; но даже в том возрасте я не смогла закрыть глаза на этот ужас и не заметить разительное сходство: хранительница кладбища выкачивала детские сны, чтобы питать беспокойные души мертвых. Это было похоже на то, что делали со мной безымянные чудовища всю жизнь – высасывали мои сны и мечты ради собственного удовольствия. Но, в отличие от меня, жертвы Второй Сестры не могли спастись.

Когда я увидела Томаса – опутанного паутиной и проведшего в плену десять лет, почти лишившегося жизненных сил, – я изменилась. А мое предательство изменило Морфея. Это была трагическая цепная реакция.

Я вздрагиваю и отворачиваюсь от двери ванной, разглядывая собственные босые ноги. Мыслями я – в том ужасном месте и времени.

Матрас прогибается, когда Томас садится рядом. На нем серые брюки и рубашка лавандового цвета, расстегнутая, свободно свисающая с широких плеч.

– Медвежонок, о чем ты думаешь? – спрашивает он и целует меня в шею, окутав запахом одеколона.

Пальцы Томаса касаются моего живота, и я вздрагиваю от удовольствия.

Я улыбаюсь и подчиняюсь его губам, уютно прислонившись спиной к обнаженной груди мужа, пока он целует меня за ухом.

– Сейчас – о тебе, – отвечаю я и провожу пальцами по гладкой ткани, облегающей руки Томаса.

– Прекрасно, – шепчет он. – Потому что я тоже думаю о тебе и о том, какая ты красивая.

– То есть платье я выбрала удачно?

– Не только платье… – Его губы, словно поддразнивая меня, спускаются ниже. – Ты вкусно пахнешь…

Я хихикаю, и Томас улыбается.

– Если мы сегодня куда-нибудь собираемся, – говорю я, пытаясь сосредоточиться вопреки нежным поцелуям мужа, – то нам пора.

Он вздыхает, и его теплое дыхание касается моей левой лопатки и того места, где прячется крыло.

– Да, наверное, ты права. Тем более что мы не просто идем в ресторан. Мы… уезжаем.

Я смотрю через плечо на губы Томаса, которые касаются моего тела, оставляя горячий отпечаток.

– Уезжаем… куда?

– В Лондон, – отвечает он с улыбкой.

В его влажных волосах – путанице блестящих шоколадных кудрей – отражается свет заката, который пробивается сквозь жалюзи. Когда Томас так улыбается, мне кажется, что ему снова девятнадцать.

– Ты хочешь поехать в Лондон сегодня, – повторяю я и поворачиваюсь, чтобы помочь мужу застегнуть рубашку.

Это одна из моих любимых, потому что она выгодно оттеняет цвет его кожи и красиво льнет к телу. Я провожу пальцами по груди Томаса, прежде чем запахнуть полы. Ежедневные фехтовальные тренировки довели его мускулы до новой степени совершенства – они сделались закаленными и упругими, как бывает только в зрелом возрасте.