коленкам. Прикладываю подорожник и понимаю, что он не лепится. — Мы в детстве плевали на него, чтобы прилипал. Но, думаю, ты будешь против. Зажми просто руками.

Вот такого выражения у Василисы я еще не видел. Растеряна. И до неприличия красива. Или это только мне так кажется?

— Спасибо, — еле слышно произносит она.

— Слушай, я все понимаю, но любопытство гложет. Вот на хрена ты меня ногами отхерачила? И мордой о землю. Ты моим носом огород свой вспахивала?

— Что?!

— Херов сто. Ладно по башке, тут понятно за что, испугалась, подумала, что маньяк, ну а дальше за что?

— Вы все поняли.

— У меня голова не настолько отбита, чтобы не сопоставить очевидное.

— Прилично она отбита. Уж поверьте.

Ой, лучше бы Василиса дальше не открывала рот, ей-Богу.

— Рука как-то сама отпустила тачку, ну вы и скатились с нее на дорогу. И… пыдыщ.

— Пыдыщ?

— Он самый. Тогда, наверное, нос и повредили.

— Наверное?!

— Ну просто дальше мы с моей соседкой переложили вас на сиденье ее машины и…

— И?

— И она вас, видимо, плохо зафиксировала и когда закрывала дверь… в общем…

— Дверь поцеловалась с моим лбом?

— Или виском. Я точно не знаю. В это время я тачку в багажник загружала.

— Это все или были еще удары?

— Были, — нехотя признается она. Охренеть. — Света резко затормозила, когда на дороге появилась белочка. Ну и снова… пыдыщ. Правда, я не знаю…

— Чем я пыдыщнулся. Да уж, меня в девяностые не добили. А Василиса прек… нет, опасная, это делает с успехом.

— Ну, не добила же.

— Ну, спасибо, белочка моя.

— Вы сами виноваты. Зачем было следить за мной?! — возмущенно бросает она. — Это попахивает чем-то, не находите?

— Да, здесь определенно попахивает.

— Знаете, это странно. Вы знали, что я вас, как минимум, ударила по затылку, но принесли подорожник. Это… приятно.

— Любовь зла, полюбишь и Василису.

— Любовь? Вы в своем уме?!

— Конечно, нет. Ты мне голову отбила на пару со своей соседкой. Но ты права, любовью тут пока не пахнет.

— Слава Богу.

— Я пока просто влюблен. После удара чуть меньше, чем раньше. Но по-прежнему кончаю от одного твоего вида.

— Ты реально больной, — качает головой.

— Ну слава Богу, мы на «ты», я уж и не надеялся.

— Соболев кто? — синхронно поднимаем головы на стоящую рядом тетку.

— Я, — нехотя встаю с сиденья. И только сейчас осознаю, что Василиска попала. — Жди меня, белочка моя. Расплачиваться бушь натурой, а не орешками.

— Петр Васильевич? — тихо произносит Василиска, не скрывая ехидной улыбки.

— Да, бельчонок?

Словами Василиска меня более не одарила, а вот средний палец показала с размахом и несомненно с удовольствием. Ну, ничего. Скоро будет одно на двоих удовольствие. Начнем с личной сиделки у кровати больного. А если не больной, подшаманим. Да, детка.

Глава 6

Передо мной крутится охренительно красивая медсестричка. Молоденькая, кровь с молоком. Вот бери и пользуй, как душа попросит. Ей тоже в радость будет. Бабки получит и вырвется из этой жопы, а мне молоденькое тело. А вот ни хера. Хочется другого. Точнее другую. Сейчас я думаю о том, что желание привязать к себе Василису несуществующими диагнозами все же нездоровое. Однако, как к ней подкатывать особенно после случившегося? Моих отбитых мозгов — на какие еще ухищрения можно пойти, пока не хватает.

Кажется, я вот-вот откажусь от затеи со сломанной рукой. Совесть, что ли, еще есть? Скорее всего есть, правда, совсем немного. Сомнения насчет правильности одолевали меня ровно до тех пор, пока я не попал в очередной кабинет. Уже поздно метаться обратно, стольких людей попросил подыграть за бабки, которых, кстати, не хватило. А если сейчас дам заднюю — это вообще несерьезно. Да и, смотря на огромную махину, сооружающую мне «гипс», страшно давать заднюю. Василиса побила, этот, того и гляди, добьет.

— Только вы тоже документы ей не показывайте, она ж явно поймет, что к чему, если посмотрит. Она же врач.

— Лично я ей показывать вообще ничего не буду.

— И это… у вас тут точно не будет проблем из-за этого? — указываю взглядом на «загипсованную» руку.

— В истории болезни и ни в каких других документах этого указано не будет. В отделение вас кладут с реально существующим сотрясением головного мозга. Вы сами-то не спалитесь перед этой бабой.

— Девушкой.

— Да мне по барабану. Если завтра до двенадцати утра остальной части денег не будет, ваша не баба…

— Все будет, еще и сверху, — перебиваю громилу. — И вам, и всем неравнодушным, желающим помочь.

— Увидим. Палаты отдельной нет, только трехместная, но там один дед лежит. Завтра виповская освободится к двенадцати дня, может и раньше, как раз деньги привезете.

— Договорились.

Энтузиазм малость поубавился, когда я все-таки попал в палату милипиздрических размеров. Душно и воняет отнюдь не духами. Одно радует — Василиска с обеспокоенным лицом.

— Василисушка, иди сюда, — хлопаю по кровати. — Не стой в дверях.

— Я в уличной одежде.

— Садись давай, — несмело, но она все же проходит в палату, оглядываясь по сторонам. — Он спит, не боись.

— Я не знаю, что сказать. Не люблю извиняться, — пожимает плечами, после затяжной паузы, во время которой неотрывно смотрела на мою руку. — О чем вы сейчас думаете?

— Жалею, а не думаю.

— О том, что встретили меня? — выдает Василиса, не скрывая усмешки в голосе.

— О том, что не ценил время, когда у меня не болела шея, поясница и колени.

— Ясно. Ну простите, вы знаете, что я неспециально. А вообще вы сами малость виноваты.

— Да, виноват малость, — соглашаюсь, пристально всматриваясь в губы Василиски. — Мы ж вроде на «ты» были. Кое-кто мне даже средний палец продемонстрировал.

Ей очень неловко. И она совершенно точно не знает куда себя деть, от чего начинает кусать губу. Не так, как это делают девки, дабы соблазнить. Она реально жрет из-за нервов свою губу.

— Ну чего ты такая красивая?

— Это косметика, Петр Васильевич. Без нее я страшненькая.

— Ты странненькая, это факт, но меня все устраивает. Так даже интереснее.

— Мне пора, здесь в такой час нельзя находиться, — шепотом произносит она и тут же встает с кровати. Я же, не мешкая, хватаю Василису за руку.

— Нет. Посиди со мной еще несколько минут. Тебя никто не выгонит, я отблагодарил медперсонал, — тяну ее за руку и усаживаю обратно на кровать.

Смотрю на нее и сожрать охота. Действует на меня как анестезия, ей-Богу, башка сейчас и вправду не болит.

— Скажи мне что-нибудь, Васенька.

— Что?

— Что хочешь.

— Я писать хочу.