лежать ровно на том месте, на котором я его оставила. В голову невольно пришла дурная мысль. А что если я не подрассчитала и хорошенько его приложила? Только этого мне не хватало!

Несмотря на усталость, боль в коленках, дискомфорт в области лодыжки и ладонях, я вполне успешно загрузила отнюдь не легкую ношу на тачку. Наконец выехала из леса на дорогу к участкам и именно в этот момент мне в голову пришла мысль, что он может притворяться, дабы специально попасть ко мне в дом. А что если он действительно… помешенный? Только я хотела его снова пнуть, чтобы проверить придуривается ли он, как на дороге внезапно появилась машина. Водитель резко засигналил, да так, что от неожиданности, я отпустила ручку тачки. Закрываю от страха глаза, понимая, что теперь похоже добила недобитого точно до сотрясения.

— Васька, ты чо тут? Напилась? — резко перевожу взгляд на вышедшую из машины Свету.

— Ты, черт возьми, меня напугала! Я из-за тебя человека выронила из тачки! — опускаюсь на корточки и тут же переворачиваю своего преследователя. Судя по ссадине на лбу, теперь я точно знаю, что не притворялся.

— А как он оказался у тебя в тачке?

— Я думала, что он маньяк и ударила его палкой. Это мой пациент, который подарил цветы.

— О, значит богатый. Такие букеты голодранцы не дарят. Давай помогу хорошему человеку. Отвезем его ко мне домой.

— Зачем к тебе?

— Как это зачем? Скажу, что нашла его без сознания и помогла. Ты посмотри какой красавчик. Ммм… а телефон какой. Я такие только в кино видела. Какой прекрасный вечер.

— Ты в своем уме? А ну верни телефон туда, где взяла.

— Все, все. Давай грузить его в машину. Какой все-таки симпатяга, — повторяет Света вот уже второй раз, открывая заднюю дверь.

— Тебе, кажется, приглянулся Витя, — иронично произношу я, приподнимая моего преследователя под руки вместе со Светой.

— Да пошел он на хер со своей Олей на лобке. Ой, тяжеленький. Как его звать?

— Петя.

— Ну хоть не Федя и на том спасибо. Фух, — кряхтя, произносит Света, укладывая недобитого на сиденье.

Я же взяла тачку и стала загружать ее в багажник. Справившись с не менее тяжелой ношей, закрыла его и… ощутила, как остановилось собственное сердце, поняв, что Света ударила дверью голову уже реально добитого Петра.

— Ой, — еле слышно произносит она, осознав, что сделала. — Я думала, что хорошо его зафиксировала.

— Ты… ты нормальная?!

— Успокойся, он живой. Просто немного снова ударился. Сейчас я его лучше уложу, чтобы наверняка.

— Черт! Давай живо в машину.

Когда я попадала в столь дебильную ситуацию? Никогда!

— Ты куда, блин? Давай разворачивайся, повезем его в ближайшую больницу.

— Не поеду я ни в какую больницу. Очухается. Наверное. Я передумала, отвезу к тебе домой, чтобы не рисковать своей репутацией, на случай, если он все же помрет.

— Света!

— Черт!

От ее резкого торможения некогда живой Петр сейчас явно на пути в поднебесную.

— Блин, белочка пробегала.

— Ты конченая?! Ты реально его добить решила! Белку она, блин, увидела! Давай разворачивайся. Нам надо в больницу. Я не шучу.

— Неа, Васенька. Я так-то за вином ездила в магазин, у меня в крови бухлишко, так что, нет, дорогая, не поеду.

Останавливается аккурат около моего дома.

— А может, он того уже? Я, если что, ни при чем, как соучастница не пойду. Если что, помогу закопать его в лесу. Как раз напротив твоего участка могилка Пушка. Колька ему яму копал две недели назад. Глубоко. В принципе, земля должна быть еще не утрамбована, — поняв, что сморозила, Света тут же сделала извиняющееся лицо. — Ну ладно, Васенька, прости, что около твоего участка могила Пушка.

Ничего не говорю. Молча вылезаю из машины. Достаю тачку и с помощью Светы гружу в нее бедного, но, к счастью, живого Петра.

— Дедовский полудохлый жигуленок тебе в помощь, Васенька. Помочь загрузить красавца?

— Да пошла ты!

— Уже иду.

Глава 5

Этот легкий, сладковатый, почти неуловимый запах мне уже знаком. Так пахнет Василиска. Несмотря на болезненные ощущения во всем теле, мне сейчас охренеть как хорошо. Вдыхаю ее запах, мысленно кайфуя от того, как она касается меня своими волосами. Щекочет чертовски приятно шею, проводит языком по мочке уха, а дальше принимается его… вылизывать. Не сказать, что меня это пугает, но несомненно это странно. Ну, мало ли что ей нравится, подумаешь, обслюнявила меня всего. Если это единственный ее недостаток, тогда пусть лижет. Наверное, я бы мог и дальше терпеть эти странные ласки, если бы ее язык не стал рыть траншею в моем слуховом проходе. Ну ты же девушка, куда так глубоко рыть? Что у нее за язык такой? И как он вообще туда весь помещается? Так, ну хватит, скоро уже и до мозга доберется.

Резко открываю глаза. Пытаюсь сфокусировать взгляд в полутемном пространстве, но ни хрена не получается. Башкой понимаю, что надругалась над моим ухом не Василиса, а что-то пушистое, ловко спрыгнувшее со скамейки. А, собственно, какого хера я лежу на этой деревяшке? Пытаюсь сесть, применив недюжинную силу. С трудом, но все же это получается. Наконец, в глазах перестало мутнеть, и я стал различать очертания окружающего меня пространства. Напротив меня дом с открытой дверью. Оттуда виден свет. Так, уже хорошо, я живой и не в лесу. Плохо то, что, судя по тому, что болит у меня абсолютно все, а не только затылок, что-то со мной произошло.

— Слава Богу, вы очнулись, — несколько секунд смотрю на приближающуюся фигуру в уже знакомом платье. Это галюны? Нет, она самая. Запах уже знаком. Зачем-то хватаю Василису за запястье.

— Точно настоящая.

— Сколько у меня пальцев, Петр Васильевич? — вырывает руку из моего захвата и проводит двумя пальцами перед глазами.

— Пять.

— А вот так, — убирает один палец и теперь уже водит одним средним пальцем.

— А так останется четыре, если еще раз покажешь мне фак.

— Ой, это случайно. Так вы видите или нет?

— Вижу.

— Так, а что вас сейчас беспокоит?

— Ну ты давай еще анамнез жизни собери.

— Ну я ведь серьезно.

— Я тоже. Тело. У меня болит все тело.

— А голова?

— И голова. Затылок и лоб. Да и виски тоже. Короче, вся башка.

— Понятно, — еле слышно произносит Василиса, тяжело вздохнув. Усаживается рядом со мной на скамейку и тут я понимаю, что она совершенно другая. Не такая, как была в кафе или в клинике. И до меня доходит. Она волнуется обо мне.