если инопланетяне как следует надают людям по зубам, то станут считаться монстрами, которых не любят, но боятся? Или богами — сверх-людьми, слишком-людьми, — которых боятся и любят одновременно?

…Сразу после нашего разговора у хозяев мансарды началось пятничное собрание. Регулярное планирование рабочих задач на следующую неделю. И я скучала в их переговорке, сначала размышляя об инопланетянах, а потом слушая про какие-то неведомые мне спринты, стори-пойнты и рефакторинги. От безделия я даже нарисовала этот самый рефакторинг, который, судя по частоте упоминаний, довольно навязчивый зверь.

Ничего, абсолютно ничего необычного я не почувствовала. Не уловила никакого таинственного присутствия. Как в общем-то и ожидала с самого начала. Мельком ещё раз заглянула в переданную директором папку: «…иногда хаос осыпается на клавиши и тогда неживое начинает говорить…» Действительно какая-то белиберда.

«И сумасшедшего тоже нет», — думала я по дороге домой. Есть странный чат-бот, который умеет сочинять и рассылать «эзотерические» сообщения. А дальше они стали друг друга пугать, накручивать и в результате начали кого-то чувствовать. Если сверлить тишину внимательным слухом, в ней действительно можно проделать дырки, из которых польются звуки.

7

Когда Инна стала жить с Антоном, мы продолжали видеться. Она писала что-нибудь вроде: «У меня есть домашний брусничный кекс, приходи пить чай». Как будто считала, что я такая важная особа, что меня нужно любимым кексом заманивать, а иначе я не приду.

Окна её старенького дома выходили на большой уютный внутренний двор, заросший кустами сирени и жасмина, укрытый кронами больших деревьев, названий которых я не знала. В глубине двора, в самой гуще кустов, стояла тайная лавочка. В какой-то момент Инна пристрастилась к самокруткам, и мы постоянно выходили во двор, чтобы она покурила. Мы располагались на тайной лавке — мне кажется, она была чугунной, случайно забытой здесь ещё с эпохи какого-нибудь монарха. Как будто сначала был только этот клочок двора: зелёная пещера со скамейкой внутри, а уже потом, гораздо позже, пристроили дом, организовали детскую площадку, поставили обычные «бабушкины» скамейки возле подъездов…

— Бублик сегодня утром написал, что приезжает и хочет увидеться. Не знаю, что будет… — Инна прижала ладони к губам и виновато посмотрела на меня снизу вверх, потому что она сидела на лавочке, а я стояла рядом. Бублик был её давней страстью. Как-то она даже призналась, что стала встречаться с Антоном только из-за его внешнего сходства с этим мифическим Бубликом. Что Антон — это такой «Бублик для бедных»…

— Ты меня теперь будешь презирать? — нерешительно спросила Инна.

— Я? Да ну с чего? Никогда в жизни!

— Ох не знаю, я иногда сама себя презираю… Разве можно так с Антоном? Но Бублик… Он такой… Ну ничего же с этим невозможно поделать!

Миллион раз себе обещала, что больше не буду с ним встречаться…

Тут её горестное выражение лица сменилось лукавым, и она прибавила:

— А ещё я обнаружила, что у меня нет ни одного «взрослого» комплекта белья… Как будто за младшей сестрёнкой донашиваю! Мишки, зайчики, клубнички всякие… Сходишь со мной завтра в магазин?

— Схожу. И не надо себя презирать. Наверняка через пятьдесят лет мы с тобой будем сидеть за столиком с кружевной белой скатертью, пить чай, и, жамкая булки беззубыми ртами, вспоминать нынешнее время. «Эх, помнишь, Стась, из-за какой ерунды переживали? Бублик там был какой-то… А как в тот год сирень цвела!»

Инна улыбнулась и задумалась, словно ушла в нарисованное мною будущее.

Сирень над нашими головами и вправду цвела бешено. Вся верхняя половина куста была белой от цветов.

8

Поход в магазин на следующий день стал последним разом, когда я видела Инну.

Бельё выбрали быстро. Инне показалось, что бордовое, чёрное или красное — это как-то чересчур по-взрослому, до такого ей ещё надо расти. Поэтому она взяла два умеренно-эротичных кружевных комплекта: один дымчато-серый, другой бледно-розовый.

Выйдя из бельевого, мы стояли посреди стеклянного торгового центра и размышляли, где лучше взять кофе на вынос, чтобы потом пить его на набережной, когда у Инны зазвонил телефон. Она увидела номер, глаза её округлились, она объявила: «Бублик!» и, сунув мне в руки белый бумажный пакет с новым бельём, принялась петлять по этажу, прижимая телефон к уху. Через несколько минут она подлетела ко мне, очень возбуждённая.

— Он предлагает поехать на дачу к другу! Сегодня! Электричка через час! Ты очень обидишься, если мы не будем пить кофе?

Я пробормотала, что ничего страшного или что-то в этом духе.

— Тогда я бегу переодеваться! Потом сразу на вокзал! Ты меня лучше не жди — поймаю такси, — она выхватила из моих рук пакет и полетела в сторону общественного туалета.

Я немного постояла в растерянности. Сначала хотела пойти за Инной: вдруг ей понадобится какая-нибудь помощь. Потом решила, что это будет неудобно, раз она меня не позвала, и стала медленно спускаться к выходу. Почти на всех эскалаторах я была единственным пассажиром. Верхние, полупустые этажи торгового центра выглядели уютно. Особенно если забыть, что вещи в витринах выставлены для продажи, а не просто для украшения. Но чем ниже я спускалась, тем больше людей поднималось мне навстречу: было утро воскресенья, покупатели начали прибывать.

Четвертый этаж, третий, второй… В витрине рядом с эскалатором манекен обвит лёгкой белой тканью в крупных красных маках и сиреневых фиалках.

— Длинное, изящное платье. Оно очень красивое, но я бы такое не надела, даже будь у меня деньги на его покупку. Оно как плакат «Я мечтаю тебе понравиться!»… А я не мечтаю. Зачем мне лишнее мужское внимание?

Когда я ступила на последний, ведущий к выходу эскалатор, я все ещё крутила головой — никак не могла оторваться от витрины. И только когда ступеньки увезли меня вниз, я наконец посмотрела вперёд. У подножия эскалатора стоял Алекс.

9

Не могу вспомнить, что было сначала. Кажется, первым появилось всё-таки ощущение. Но в первый раз я почти не обратила на него внимания. Это было вечером, после работы: я долго сидела в своем виртуальном рабочем кабинете, читала, записывала обрывки мыслей. Я делала так уже несколько дней подряд, пообещав себе, что хотя бы по будням перестану проваливаться в сериалы и соцсети, что буду записывать мысли и воспоминания и читать «серьёзные» тексты.

Играла еле слышная фоновая музыка — простая мелодия, которую, словно мяч, перебрасывали электронное пианино, труба и саксофон. Ритм задавали звуки, похожие на мягкие шаги и щелчки пальцами. Я сидела