Наступил экзамен. Был солнечный, радостный, предсмертный день. Двести человек были разбиты на двадцать забегов и ждали свою очередь на бойню. Я был в семнадцатом забеге. Рядом стоял высокий парень, худой с накаченными ногами. Оказался легкоатлет из школы Знаменских. Поплакался ему в правую кроссовку о проблеме. На что он уверенно сказал: «Помогу. Терпеть сможешь — пробежишь на 15 секунд лучше». Я радостно закивал головой: «Мол, на всё согласен». До забега оставалось минут десять. Парень скрылся и скоро появился с мужиком, тот намазал мне ноги какой-то мазью, я ещё для верности незаметно намазал ягодичные мышцы (зря я это сделал).

Пошли на старт. Плохого ничто не предвещало. Никаких новых ощущений. Ноги красиво блестели, как у культуриста. Птички пели, ветерок дул, я улыбался. Мужик загадочно проронил: «Ищи меня на финише — ноги оботру». Подумал: «Чудной — ноги обтирать мне вздумал». Моя улыбка пропала через минуту после старта. Оказывается эта мазь начинала действовать при соединении с потом. Именно через минуту мои ноги начали потеть и соединение произошло. Сказать, что мне было больно — это ничего не сказать. В моих ягодичных мышцах загорелся костёр, только пламя было направлено не вверх, а вниз по ногам. Я чувствовал себя Змеем Горынычем. Ещё немного и носки с кедами загорятся. Я бежал всё быстрее и быстрее, пытаясь сбить воображаемое пламя. Мысли о втором дыхании вообще не приходили, казалось, бежал не дыша.

После финиша все бросились к судье — узнать свой результат. Я бросился к мужику. Мне было всё равно, как пробежал — хотелось жить. Обтёрли ноги полотенцем, потом ватой с одеколоном сняли мазь. Безразличный, усталый, душисто пахнущий тройным одеколоном подошёл к судье и узнал время.

Результат был 3.07, сбросил 25 секунд. Отходил от мазевого допинга три дня, просто не мог ходить. Лежал и тупо улыбался. Главное я боролся до конца, не умер, поступил в институт, и надежда осталась жива.

Василий

В 1979 году, учась в институте, был премирован поездкой в ГДР (была такая страна) на неделю. По тем временам ощущал себя таким

счастливым, как бы сейчас на работу в Газпром взяли. Попал в делегацию с доярками и комбайнёрами, Героями Социалистического Труда. Среди них был знатный тракторист Василий. Мы с ним сразу подружились, хотя мне было 18, а ему 58. Василий сразу запретил звать его по-отчеству, только на «ты». Весёлый, уверенный, смелый он сразу обратил на себя внимание.

Раньше, чтобы выехать за границу, все выезжающие проходили собеседование в райкоме партии. Это было страшно. Задавали вопросы о пленумах, съездах коммунистической партии. Какие партийные газеты выписываешь, что читаешь и т. д. Правильно не ответишь и никуда не поедешь. Василий послал секретаря райкома куда подальше с его газетами, показал медаль «Золотая звезда» Героя Советского Союза, орден Ленина, ещё три ордена и шесть медалей и сказал: «Мне их не за газеты дали, а за войну и уборку хлеба». Василий оказался ещё героем войны, танкистом, Берлин брал.

Вот этот Берлин он и решил мне в поездке показать. В каждой выезжающей за рубеж группе всегда был смотрящий за твоим поведением за границей КГБешник. Василий вычислил его сразу, как он с ним договорился — не знаю, но на пять дней моим экскурсоводом по Берлину был танкист Василий. По пути его танка мы облазили весь город.

Я проиграл Василию 10 марок, не поверив в немецкую аккуратность. Мы вышли на Александр плац, он дал мне пакет и говорит: «Иди, за каждый найденный фантик, бумажку и прочий любой мусор дам тебе марку (треть евро)». Предвкушая победу я взял пакет побольше и пошел, внимательно всматриваясь под ноги, т. к. теперь всё, что под ногами, будет называться деньгами. Через два часа Александр плац длиною четыре километра был пройден в обе стороны. Пакет был пуст. Василий сильно смеялся, а мои валютные сбережения уменьшились.

Второй и последний раз я поспорил с Василием на следующий день. Предмет спора — мне надо найти пьяного лежачего немца, и десять марок возвращаются ко мне обратно. Мы ходили целый вечер около питейных заведений: ресторанов, пивных и т. д. Пусто. Немцы пьют, но не до степени падения. Наконец, когда мои надежды уже иссякли, гляжу — лежит родимый. Рано радовался, оказался наш, из Краснодара, немного не дошёл до гостиницы. Помогли, донесли. Больше я не спорил.

Чтобы я не грустил, Василий повёл меня в берлинский луна — парк на аттракционы, но перед этим он решил познакомить меня с немецким глинтвейном. Я не знал что это и решил попробовать. На улице было холодно, а его продавали подогретым. «Ха, так это легкое тёплое вино» — сказал я, и подогрелся тремя стаканами, Василий пятью. Стало тепло и весело. Пошли на карусель. Она у них необычная. Сначала крутится внизу, потом штырь поднимается и всё крутится на высоте десять метров. То ли

карусель быстро крутилась, то ли выпили много, но на высоте весь мой глинтвейн вышел наружу и в виде дождя опустился на головы немецким бюргерам, не кстати оказавшимся возле карусели. Удивила немецкая вежливость — на меня не накричали, а мирно отряхиваясь, даже хотели вызвать скорую. Пить я больше не стал, а Василий, выпив ещё парочку стаканчиков, повёл меня в пещеру ужасов. В отличие от московской пещеры в парке Горького, где все страшилки были электрическими куклами и нестрашными, здесь в монстров переодевались люди-артисты, и всё было очень натурально. Въезжали в пещеру по одному. Я уже выехал трезвый, а Василий только въехал. Стою, жду. Слышу серьёзную речь Василия на русском языке, которая была в жанре «Ты не прав», потом какие-то глухие удары, крики на немецком, топот ног. Огни пещеры погасли. Оказывается, Василий избил артистов, когда те пытались его пугать, а рука Василия как ствол у танка, поэтому ребята убежали через запасной вход, а Василий вышел через центральный вход. Аттракцион закрыли. Администрация подарила нам маленького кукольного медведя, символ Берлина, со словами, что сердечные приступы были, слёзы, крики от страха тоже случались, но такую реакцию посетителя они видят первый раз. На выходе мы выпили на посошок теплого винца.

В гостиницу входили усталые. Подошёл лифт, в него зашли знаменитые иностранные артисты, кто помнит: Карел Готт, Дин Рид, Иржи Корн и другие, приехавшие на конкурс «Интервидение». Нас просили подождать следующего