и окропляли уже начинавшую жухнуть траву, из которой кое-где проглядывали шляпки грибов.

Анита взяла картину в руки – та оказалась тяжелой, видимо, из-за массивной рамы. В левом нижнем углу можно было прочесть небрежно начертанное название: «Маунт-Бридж. Тринадцатого в тринадцать», а рядом виднелась замысловатая закорючка – подпись художника.

Что-то в пейзаже показалось Аните странным. Но что именно? Может, эти неестественно яркие листья или слишком четкие, будто рельефные, солнечные блики?

– Не скажу, что писал мастер, – размышляла она вслух, поворачивая увесистый четырехугольник так и эдак. – Скорее любитель. Отдельные мазки небрежны, а что-то, напротив, выписано с излишней старательностью, буквально по-ученически.

– Я не поклонник живописи, – равнодушно отозвался господин Шенье и захлопнул крышку чемоданчика. – Не отличу Рафаэля от Рембрандта. И потом… меня всего лишь попросили выступить в роли курьера.

Анита поставила картину на столик и отошла на два шага, чтобы лучше оценить перспективу.

– Тогда вам нужно написать еще и этому брату. Он наверняка изводится от нетерпения.

– Я написал своим, чтобы они с ним связались. Пусть знает, что посылка в целости и сохранности, как только выдастся возможность, я выполню свое обязательство.

– Какой вы ответственный! – Анита одарила его комплиментом, на что он ответил:

– Это дело чести, мадам.

Далее беседа перетекла под тент во дворе, где Вероника уже накрыла стол.

За ужином Алекс и Анита наперебой расспрашивали мсье Шенье о Европе, которую покинули более полугода назад. Француз отвечал, что за это время кардинальных перемен не случилось, по крайней мере во Франции. Вообще было заметно, что гость после длительного океанского перехода и насыщенного приключениями дня устал, ел он без аппетита, к мятному ликеру, сделанному Вероникой по креольскому рецепту, почти не притронулся. Глаза его слипались, и Анита прекратила расспросы. Не дожидаясь десерта, Шенье извинился и удалился к себе.

Максимов настоял, чтобы гость перед сном вывесил снаружи на дверь свой потрепанный дорожный костюм – единственную верхнюю одежду, которая у него имелась:

– Вероника почистит, подошьет… к утру будет как новый!

Француз поотнекивался, но все-таки уступил. Когда в его комнате все затихло, Анита вполголоса проговорила:

– Несчастный малый! Профессия у него полезная, но неизвестно, что его ждет в Луизиане. Народ там грубый, и в почете больше скотоводы, чем доктора.

Покуда господа обменивались мнениями относительно своего неожиданного постояльца, Вероника вычистила и починила его костюм, после чего удалилась к себе в закуток, дав понять, что свои обязанности она выполнила с лихвой.

Настенные пружинные часы – подарок сеньора Гарсии – показывали без пяти двенадцать ночи, когда Максимов зевнул, отложил чертежи, по которым завтра предполагал начать сборку парового двигателя для быстроходного катера, и напомнил, что пора спать. Анита с сожалением закрыла недочитанный роман Дюма и сделала шаг к постели, но в этот миг из комнаты француза донесся грохот.

Алекс вскинул голову, захлопал уже смыкавшимися от дремоты веками и потянулся к револьверу.

– Он что, с кровати свалился?

– Непохоже… – Анита подошла к двери, на которую Вероника повесила приведенный в порядок костюм, и деликатно постучала. – Мсье… с вами все хорошо?

Вместо ответа последовало яростное рычание, а вслед за этим раздался звон разбившейся стеклянной посудины – по всей вероятности, графина, что стоял на прикроватном столике.

Максимов, отбросив церемонии, саданул в дверь плечом, и она распахнулась. В комнате, освещенной тусклой свечой, царил кавардак: на полу валялись осколки, кровать была сдвинута, подушка с нее упала, а с оконной рамы, раскрытой по случаю ночной духоты, была сорвана сетка, защищавшая от мошкары. И главное – француз в комнате отсутствовал.

Алекс окинул взглядом углы.

– Э… куда он девался?

Анита приметила, что и картины на столике нет, а у кровати лежит комнатная туфля.

– Он на улице! Слышишь?

Во дворе происходила борьба, оттуда долетали надсадные хрипы и невнятная брань. Анита схватила подсвечник и высунула руку в окно. Колеблющийся огонек слабо высветил две человеческие фигуры, которые, сцепившись, катались по земле.

– Алекс, они там!

В одном из боровшихся Анита узнала господина Шенье, – его русые кудри спутались, в них набился уличный сор. Противник француза был ниже ростом, зато ловок и проворен. Он верткой змеей выскальзывал из захватов господина Шенье и при каждом удобном случае дубасил его костистыми кулаками.

– Нелли, отойди!

Анита отступила в сторону, и Максимов с револьвером в руке прыгнул в окно. Он мягко перевернулся, вскочил на ноги и выстрелил в воздух. Целить было опасно – в потемках пуля могла невзначай зацепить француза. Анита свесилась из окна и вытянула руку с канделябром, но шальной порыв ветра задул свечу.

К счастью, предупредительный выстрел сработал – супостат соскочил с распластанного господина Шенье и юркнул меж агав. Алекс вскинул револьвер, да так и замер, усмотрев силуэт противника. В сумраке очертания фигуры выглядели нечетко, но ошибки быть не могло: узкие плечи, широкие бедра, характерно вилявшие при беге… Женщина!

Алекс с запозданием бабахнул ей вслед, промазал и поскорее опустил оружие. Незнамо отчего им овладело замешательство.

Анита нашарила на прикроватном столике восковые спички, затеплила свечу и поставила ее на подоконник. В зыбких отсветах Алекс подошел к французу и помог ему подняться. Вид у лионского врачевателя был неважный: на щеке появилась новая ссадина, ворот сорочки был надорван, правая штанина узких кальсон с утягивающим поясом задралась и обнажила поросшую черным волосом лодыжку.

– Мои извинения, м-мадам… – промычал мсье Шенье не слишком разборчиво. – Этот тип… он напал на меня…

– Напала, – поправила Анита, сделавшая те же умозаключения, что и Алекс.

– Вы считаете, что это была?.. – Француз запнулся и зачем-то прикрыл руками переднюю часть кальсон. – То-то мне примерещилось, будто у нее… – Он опять не договорил, а мгновение спустя выпалил: – Но она дралась, как тигр!

– Вернее, как тигрица, – снова внесла поправку Анита. – Дамам иногда это свойственно.

– Как случилось, что вы с ней схлестнулись? – спросил Максимов и заглянул за агавы, но там, естественно, уже никого не было.

– Я уснул, но вдруг мне почудилось, что возле дома кто-то ходит. Окно открыто, а слух у меня чуткий… Я зажег свечу, сел на кровати, а этот человек… мадемуазель или кто она такая… просунулась в окно и дотянулась до картины, которая стояла на столике. Все произошло так быстро, что я успел разглядеть только руку…

– Женщина, переодетая мужчиной, залезла к вам ночью, чтобы похитить картину? – подивилась Анита. – Зачем?

– Не ко мне вопрос, мадам… Но я очень не люблю, когда берут без спроса мои вещи. Я выскочил в окно, догнал этого негодяя… пардон, негодяйку, мы сцепились… остальное произошло на ваших глазах.

Господин