Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, мальчик! — позвал он.
Гришка увидел недалеко от себя на узенькой тропинке высокого дядьку в белой фуражке, с плащом, переброшенным через руку. Через плечо у него на ремне висела какая-то коробка. В руке он держал приличных размеров чемодан. Дядька был одет в серый костюм, а на ногах у него были чёрные краги. Мальчик видел его впервые.
— Ты из Соколиного?
— Нет, с маяка, — ответил мальчик.
— А не подскажешь, как мне пройти к дому рыбного инспектора Ковальчука?
— Просто идите по дорожке, только когда перейдёте кладку через ручей, сверните чуть влево. Там дорожки нет, но идти по ровному. Как выйдете к бухте, сразу и увидите Ковальчуков дом. Выселок справа, а его дом слева… Только далеко от выселка… Там больше ни одного дома вокруг.
— Спасибо, молодчина! — Незнакомец небрежно упустил из руки что-то блестящее, а сам пошёл, больше не оглядываясь.
Это блестящее упало в густую траву. Гришка удивлённо проводил взглядом спину высокого дядьки, а потом опустился на колени, собираясь искать в траве блестящую вещь. После тщательных поисков нашёл серебряную монету — двадцать копеек. Блестящая новенькая монетка ему понравилась. Он плохо разбирался в ценах, но знал, что за деньги можно купить конфеты, орехи и красную шипучую воду в кооперативном магазине, который открывался на Соколином на час утром и на час вечером. Но мальчик не понимал, для чего тот дядька бросил монету.
Незнакомец был уже рядом с владением Ковальчука, когда почувствовал, что кто-то схватил его за руку. Он на миг замер и тут же развернулся всем туловищем. Кулаки его сжались, а лицо окаменело, в глазах блеснул страх. Увидев перед собой мальчика, он облегчённо вздохнул, но сразу же нахмурился.
— Что такое? — спросил он.
— Дядя, вы потеряли деньги, — ответил Гриша и протянул ему двадцать копеек.
Незнакомец удивился и рассмеялся — мальчик показался ему чудаком.
— Это я тебе дал.
— Нет, спасибо.
Гриша повернулся и побежал назад. Незнакомый человек спрятал двадцать копеек и пошёл дальше. Несколько минут спустя он стоял перед калиткой, отделяющей двор Ковальчука. Незнакомец позвал кого-нибудь и стал ждать, пока откликнутся.
Вскоре из-за дома показалась Найдёнка. Она остановилась посреди двора и молча смотрела на того, кто её звал. Разбой залаял громче, рвался к калитке, но через забор не прыгал.
— Яков Степанович дома?
— Нет его.
— Отгоните собаку, мне зайти нужно.
Девочка покачала головой.
— Не могу, — сказала она. — Якова Степановича нет дома, без него не пускаю.
— Но почему? Я же ничего не съем.
Девочка ничего не ответила. За неё отвечал Разбой, лая до хрипоты. Незнакомцу приходилось хорошенько напрягать голос, чтобы перекричать этот лай.
— Послушайте, у меня к нему дело есть. Когда он будет?
— Наверное, к вечеру.
— Да подойди же ближе.
Найдёнка подошла почти к самой калитке.
— Послушайте, я фотограф. Хотите, вас сфотографирую? — И незнакомец стал доставать из футляра фотоаппарат.
Ни его слова, ни аппарат никакого впечатления на девочку не произвели.
Он снова стал уговаривать девочку придержать собаку и впустить его в дом. Но Найдёнка ничего не отвечала.
Наконец заявила:
— Можете со мной не разговаривать, потому что я дефективная, — развернулась и ушла.
Фотограф рассердился и даже попробовал сам открыть калитку, но Разбой ощетинился, оскалил зубы и так прыгнул на плетень, что назойливый посетитель выполнить своё намерение не осмелился. Он вытащил из кармана часы, посмотрел, сколько придётся ждать до вечера, отошёл на лужайку и сел на краю маленького глинистого обрыва, подмытого весенней водой. Устроившись поудобнее, он достал из чемодана два бутерброда и, уплетая их, рассматривал окружающую местность.
Он ждал терпеливо, но, к своему счастью, не очень долго. Шхуна, которую видела Люда, оказалась «Колумбом». Она действительно привезла её отца, а вместе с ним и Якова Ковальчука, которого забрала в море с рыбачьих шаланд. Инспектор в выселке не задержался, пересел на свой каик и вдоль берега вернулся домой. Фотограф видел, как каик пришвартовался к доске, заменяющей пристань. Человек, приплывший на нём, привязал каик к колышку, вбитому в берег, а сам направился к инспекторскому двору.
Фотограф подошёл к человеку и, всматриваясь в его лицо, сказал:
— Здравствуйте, Яков Степанович, насилу дождался вас. А тут девочка ваша никак не пускает, не то что в дом, а даже во двор.
— Здравствуйте, — отозвался инспектор, удивлённо глядя на незнакомца, который вёл себя с ним так, будто знал много лет. — А вы по какому делу?
— Я фотокорреспондент. Фамилия моя Анч. Приехал сюда из редакции журнала «Рыбак юга». Не слышали? Это новый журнал. Вскоре выходит первый номер. У меня задание редакции — дать фотоочерк о рыбаках Лебединого острова. Вот моё удостоверение и рекомендационное письмо к вам из рыбной инспекции. — Он протянул Ковальчуку свои бумаги.
— Как же вы сюда добрались?
— А я ехал по суходолу через Зелёный Камень. Оттуда меня переправили на лодке через пролив.
— Чем же я могу вам помочь?
— Во-первых, вы познакомите меня со здешними рыбаками, поможете выбрать самые интересные объекты для фотографии… Мне рекомендовали вас как опытного человека. К тому же мне советовали попросить вас приютить меня на эти несколько дней. Редакция меня особо не ограничивает в средствах, я рад расплатиться с вами так, как вы оцените ваши хлопоты со мной.
Ковальчук пригласил фотографа во двор.
— А девочка молодец! Это ваша дочь?
— Нет, так… приёмыш. Пусть она вас не удивляет, она немного дефективная.
10. ФОРМУЛА АНДРЕЯ АНАНЬЕВА
Возле дома Стаха Очерета шло собрание, которое никто не созывал. Люди собрались сами. Уже две недели весь выселок говорил о песке, найденном профессором Ананьевым. Большинство было уверено, что в песке этом есть золото. Кое-кто из соколинцев даже ходил к песчаному холму и копался там, но золота никто не нашёл. Команда «Колумба» после разговора с профессором рассказала на острове о торианите, но им и верили, и не верили. Дед Марка, старый Махтей, когда-то долго плавал матросом на разных пароходах и много чего знал. Он побывал во всех уголках земного шара, не раз посещал Америку, Африку и Австралию, острова Тихого океана, плавал в антарктических морях, но ни о каком торианите никогда не слышал. Он, правда,